как опытный наставник учит дошколят. Наверное, так оно и было.

— Мне пятьдесят лет. В восемнадцать я получил и выполнил мое первое задание. С тех пор я только и делал, что получал и выполнял задания. За тридцать два года их было выполнено… довольно много. Я завалил лишь одно — то, на котором было убито мое тело. В целом, великолепная статистика. А секрет ее прост: я никогда, вы слышите, никогда не упускал возможности подстраховаться. Начальство любит, когда по его велению подчиненные из кожи лезут и творят чудеса. Но еще больше оно любит стабильность результатов, когда они есть.

Валентин закусил губу. Этот чертов бублик видел его насквозь!

— Но кабина двухместная…

— Есть еще грузовой отсек. Я могу подключиться оттуда к обзорным экранам.

— А перегруз?

— Допустимый. Я подсчитал.

— А если все же возникнут проблемы?

— Тогда вы меня катапультируете, и я возвращаюсь самостоятельно. — У Марека на все имелся ответ.

И в его словах был резон. В конце концов, главное — успех. Ради него можно отщипнуть другим несколько листиков из лаврового венка. Все равно львиная доля достанется руководителю операции, а кто руководитель? Ведь не Марек же.

И даже если тот действует по инструкциям, полученным от Пегого Удава, если Пегий Удав считает Марека истинным руководителем, а Валентина лишь номинальным, это не сильно меняет дело. Номинальных награждают — вынуждены награждать! А щелчок по самолюбию можно и стерпеть, если он не заметен посторонним.

— Хорошо, — распорядился Валентин. — Вылетаем через пять минут.

Оставшись один, он покинул экзоскелет и, стиснув зубы, проковылял к зеркалу. Ну и рожа… Но скоро этому конец. Будет нормальное лицо, будет выполненное задание, будут благословенная Терра, заслуженное повышение, карьера, положение в высшем обществе, Вивьен… И не будет больше никогда этого поганого Дна! Во веки веков! Аминь.

Мимикрирующая обшивка флаера справлялась со своим делом — если бы не включенные огни, Валентин не сразу обнаружил бы воздушное судно во внутреннем дворике. На душе сразу стало легче. Вот глупость, подумал он, занимая место пилота. Засекут старт туземцы, не засекут — разницы нет. У них не будет неопровержимых доказательств, а главное, они никогда не посмеют их предъявить.

— Дрожишь? — спросил он Квая, распластавшегося во втором кресле.

— На тот свет не рвусь…

— Вид у тебя мученический.

— Это пройдет, — вздохнул Квай. — А вы хорошо управляете флаером?

— Студентом в гонках участвовал, иногда побеждал. А ты?

— Умею.

— И то ладно. Запускаю тестинг…

— В порядке, — донесся голос Марека. — Тесты я уже прогнал.

— Тогда взлетаем.

Вертикальный подъем на антиграве не доставил хлопот, лишь, как всегда, мешала тяжесть. Стандартные «Конкистадоры» предназначались для порядочных планет и не оснащались кабинными гравитаторами. Адаптивные кресла были удобны, а все-таки не то… Валентин знал, что после включения маршевых двигателей придется куда как хуже. Надо вытерпеть… Он переключился на цереброуправление, и «Конкистадор» стал продолжением его тела. Вверх, вверх… Когда включатся маршевые, вряд ли удастся шевельнуть хотя бы пальцем, а лицо, наверное, стечет на загривок… Еще выше… Поглубже уйти в облака и уже тогда начать баллистический прыжок… Пора?.. Пора.

Теперь мозг флаера, впитав память Валентина, знал о Дне все, что ему следовало знать. Валентин дал команду на прыжок — и началась пытка.

Что по сравнению с ней мучительное прямохождение без экзоскелета? Легкая неприятность, о которой на людях и упомянуть-то стыдно, как о порезанном пальце. Со всей мощью флаер рвался вверх, и Валентин, задыхаясь, считал мгновения, долгие, как часы, а минуты казались неделями. «Я выдержу», — твердил он про себя, а в багровых кругах перед глазами возникали то лицо Вивьен, казавшееся теперь нисколько не привлекательным, то торжествующая водянка Астра с видом на жительство, то лысина Пегого Удава, а то Лис с его невероятными скелетами невиданных зверей и еще более невероятными алмазами. Потом остались только алмазы. Они были разных цветов, как краски на палитре, и нестерпимо блестели — глаза ломило от блеска. И Валентин, пытаясь зажмуриться еще крепче, уже не понимал, что блеск и ломота происходят оттого, что перегрузка все глубже вдавливает в череп глазные яблоки…

Он даже не сразу обрадовался, когда все кончилось. Потребовалось время, чтобы понять, где он находится и зачем. И откуда вдруг взялась такая легкость. И что жизнь все-таки прекрасна.

Самое главное было не думать, что впереди еще торможение с неизбежными перегрузками. И что предстоит еще и обратный путь. Выполнить задание — вот главное. Разнести к чертям конус Клоаки Сатаны вместе с проклятой туземной катапультой и надолго обеспечить лояльность туземцев, а вынужденная она или не вынужденная — неважно…

— Марек, — слабым голосом позвал Валентин, опасаясь худшего. Пусть посмертный киборг скорее конструкция, чем живое существо, но за потерю такой конструкции на Терре по головке не погладят. — Марек, вы целы?

— В порядке. — Донесся смешок. — Дно создано не для людей, но ведь я-то не человек. Хотите возьму управление?

— Спасибо, справлюсь. — Валентин повернул голову к Кваю. Тот сидел истуканом, глядя прямо перед собой, и лишь тихо шипел сквозь зубы да страдальчески морщился.

— Что с тобой?

— Есть такая болезнь, остеохондроз называется, — не повернув головы, голосом умирающего доложил Квай.

— Шейный?

— Все, какие есть.

— Терпи.

Квай вздохнул: мол, что еще остается. Флаер пробил последний облачный слой и летел в субкосмосе. Сквозь легкую дымку ионосферы сияли звезды, и косматое солнце освещало разбросанные по небу там и сям разнокалиберные серпики лун. Кривым ятаганом зависло над головой ближайшее кольцо. Все это поражало, но нисколько не радовало.

Хотелось на Терру. Очень.

Летели молча. Лишь Квай иногда пытался шевелиться и тихонько стонал.

— Сегодня же отправишься домой, — пообещал ему Валентин. — Выполним задание — и на Терру.

«Если доживу», — послышалось ему, но Квай молчал. Наверное, это был случай телепатии.

Торможение сопровождалось меньшими перегрузками, чем разгон, но продолжалось дольше. В ответ на повторную просьбу Марека Валентин разрешил ему взять на себя управление. Так было надо: выжатые лимоны, как правило, плохо управляют техникой, даже умной. Выжатые лимоны вообще мало на что пригодны.

Кваю было легче — он отрубился.

И лишь когда флаер снизился до двадцати тысяч метров, погасил скорость и завис, чтобы мимикрирующая оболочка восстановила свои свойства, когда привычная тяжесть Дна показалась облегчением, Квай начал мычать и даже пробовать шевелиться. Автоматика заботливо сунула ему трубочку