Психопомп, который в свободное от работы время позволял себе довольно рискованные размышления о политике и ситуации в мире, поставил бы три против одного, что все это ловкий трюк конкурентов «Ай-Бионикс». К примеру, «Ариан Технолоджи», разрабатывавшей тяжелые скафандры и оборудование для работы на экзопланетах. Не требовалось особых познаний в рыночной инфраструктуре, чтобы догадаться: прогресс с репликами избавил людей от работы в экстремальных условиях. Последние двадцать лет терраформированием занимались только изделия «Ай-Бионикс», с каждым годом становившиеся все более совершенными. Кое-кто из сотрудников называл их не репликами, а репликантами, намекая на андроидов из старых фантастических романов. Однако различие было ключевым. Искусственный интеллект, приближенный к человеческому, создать так и не удалось, зато ученые сумели скопировать человеческое сознание в мозг робота.

Отсюда и обозначение. Оригиналы и реплики. Люди и их копии, совершенно независимые от исходного носителя сознания. Так считали вплоть до того момента, когда четырнадцать месяцев назад на Европе-8 рванули геомагнитные бомбы.

Купола жилых корпусов. Черные паучьи лапы буровых опор. Небо цвета индиго и неестественно белый лед.

— Знаешь, у эскимосов было то ли сто, то ли триста слов, обозначающих снег.

Психопомп вздрогнул и обернулся. Через спинку кресла перегнулся Лойсо Гвид, один из команды психиатров. Молодой, лет на двадцать младше нейротехника. Напористый. Амбициозный. Такие поначалу хотят покорить мир, а потом либо выполняют задуманное, либо — что случается намного чаще — уходят из академической науки в какие-нибудь новые «Биониксы» в погоне за длинным баксом.

Лойсо начал свое покорение мира с того, что предположил: виной всему блок «пассионарности», последняя техническая примочка производителей. Предположение было более чем логичным. На этой семерке блок впервые испытали в полевых условиях, хотя предварительно в течение полутора лет тестировали в лаборатории. А если быть точными (Психопомп предпочитал точность формулировок, за что бывшие однокурсники и нынешние сотрудники считали его педантом), сжигали, расстреливали и взрывали реплики преступников и добровольцев. Добровольцы получали за это кругленькую сумму. Преступники не получали ничего, кроме бесплатного нейроскана. Никто из подопытных, если говорить о людях, не погиб, и блок сочли достаточно безопасным, чтобы начать полевые тесты.

Эти семеро тоже были добровольцами. Теперь они покоились в стазисных гробах и все как один грезили о последних двенадцати часах перед взрывами, прогремевшими под коркой льда и навсегда изменившими облик планеты Европа-8. «Почему последние двенадцать часов?» — снова подумал нейротехник.

А Лойсо, оказывается, все еще говорит.

— Триста слов для снега, неплохо. Интересно, сколько у этих? — Гвид кивнул в сторону саркофагов с пациентами.

Психопомп нахмурился. Неточность формулировок его просто убивала.

— Не у этих, а у их реплик. Это раз, — сухо ответил он. — И два: не думаю, что реплики способны на словотворчество.

Лойсо ухмыльнулся, будто не замечая резкого тона, и оперся локтем о спинку кресла, которое тут же провернулось на ножке, и нейротехник чуть из него не вывалился, но Гвид продолжал как ни в чем не бывало:

— Если у оригиналов и реплик одинаковые воспоминания, можно предположить, что и личность тоже одна. Это раз. И два: реплики точно копируют сознание оригинала, так отчего бы нашим спящим красавицам не иметь склонности к словотворчеству?

Психопомп поморщился — не из-за кресла, а из-за неуважения к почти покойникам. Отец, светлая ему память, всегда говорил: «О мертвых либо хорошо, либо ничего». А эти были практически мертвы — нельзя ведь считать жизнью ледяную пустыню, застывшую у них под веками.

— Вы мне мешаете, Лойсо, — мягко, но настойчиво произнес нейротехник. — Я пытаюсь просматривать записи.

Молодой ученый фыркнул и, запихнув руки в карманы халата, комически пожал плечами.

— Ничего нового все равно не увидишь, друг мой Псих. Я сам чуть не сломал глаза об эти торосы. Говорю: все дело в блоке «пассионарности». Надо его снять с новых моделей, и все будет тип-топ, как раньше. Вообще, если подумать, дурная затея. Глупая и жестокая.

Психопомп склонил голову к плечу.

— Жестокая? Что вы называете жестоким?

Лойсо придвинул соседнее кресло и плюхнулся в него, вытянув длинные ноги в грязных стоптанных кедах, и нейротехник снова поморщился: здесь полагалось носить пластиковые бахилы поверх обуви.

— Жестокой, — повторил Лойсо, щуря наглые выпуклые глаза, — я называю всю эту хохму с самопожертвованием во благо и для. Ведь как было раньше: отправят команду реплик, внушив им, что они вкалывают за большие деньги, чтобы до старости семью обеспечить. Или срок отбывают таким способом. И все ясно и понятно, вопросов нет, а сейчас у бедняг от всех этих морально-этических установок просто крышу сносит.

Психопомп поджал тонкие губы. Игры с мозгами, затеянные «Биониксами», внушали ему отвращение. Якобы репликам ни в коем случае нельзя было узнать, что они реплики, — иначе матрица сознания отторгалась, и сложнейший механизм превращался в тупой, ни на что не пригодный кусок углепластика. Как кудесникам из «Ай-Бионикс» удавалось проделать этот фокус, нейротехник не понимал. По замыслу, существо, которое не нуждается ни в еде, ни в дыхании, способно пережить температуру, близкую к абсолютному нулю, давление в десятки атмосфер и поднимать несколько тонн груза — и каким образом оно может заподозрить, что в нем что-то не так? Будто оно не совсем тот Джон Смит, который лег в нейросканер на стандартное медобследование.

И ведь трюк работал. Реплики искренне верили, что они живые, настоящие люди.

А живым и настоящим людям неприятно умирать.

И кстати, им неприятно торчать на замерзшей планете двенадцать лет, вдали от семьи и дома.

И когда за ними не прилетает обещанный челнок — а челнок и не посылали, слишком дороги межзвездные транспортировки, — их охватывает такое бесконечное и черное отчаяние, что они способны на самые неожиданные поступки.

Многие реплики пытались в последние часы — или недели, или месяцы, или годы, зависит от того, где именно их бросили, — покончить с собой. Многие портили ценное оборудование, совершали диверсии. Несколько лет назад произошел громкий скандал. Трое реплик как-то ухитрились переоборудовать посадочную капсулу, не предназначенную для орбитальных полетов, и выйти на орбиту. Там они дождались корабля следующей экспедиции, захватили его, и если бы не мужественный поступок связиста (реплики, разумеется), успевшего известить флот, дело могло бы закончиться весьма печально. Опять в прессе появились упоминания репликантов, войны машин, терминаторов и прочих замшелых фантазий человечества. Кажется, тогда подкомитет по безопасности труда, купленный-перекупленный «Ариан Технолоджи» и их коллегами, впервые поднял вопрос о закрытии «Ай-Бионикс» и приостановке их разработок.

Ответом «Биониксов» стал блок «пассионарности». Реплики, которым вшивали этот блок, рады были умереть за счастье человечества и всегда готовы пожертвовать собой ради высших целей. По крайней мере, так утверждал «Бионикс». Психопомп позволил себе чуть заметно усмехнуться, вспомнив один из рекламных роликов.

Девчонка лет двенадцати, конопатая, вихрастая, чистый кошмар родителей, забирается в кабину отцовского мусоровоза. На дороге машина, яростно фырча и завывая, вдруг несется прямиком к обрыву. Но появляется один из биониксовских «пассионариев», упирается руками в бампер и останавливает грузовик на самом краю пропасти. Девчонка выскакивает из кабины в слезах и соплях, откуда-то с заднего плана набегает нерадивый отец, а спаситель, все же не удержавшийся на краю, медленно, со счастливой улыбкой летит вниз.

Ролик быстро убрали из Сети, признав педагогически некорректным и даже вредным для подрастающего поколения. Но осадок остался.

И остался вопрос. Ладно, допустим, всему виной блок «пассионарности», неведомо почему