частиц. «Дьева в атоми ся дисолва, — подумал он. — Свинн разлетается на кусочки, превращается в молекулы, атомы, протоны и кварки».

— Как счастлив я, господин, — прожурчал компьютер, — сообщить, что ваша избранница готова принять вас.

Стеф мгновенно оказался на ногах и устремился вперед, забыв кровожадные мысли. В сердце своем он был любовником, а не киллером.

В голубой безмятежности электронного кабинета профессор Ян лежал, свернувшись под покрывалом из эрзац-шелка.

Рядом с ним, все еще томно держа ладонь на электронной штучке под названием эректор-инжектор, лежала статуя из слоновой кости. Во всяком случае, он знал теперь имя Белого Тигра. Даже если это было всего лишь рабочее прозвище проститутки, nom d' amour, для Яна оно хранило всю поэтичность старинного французского выражения — имя любви.

— Селена! — прошептал он, и она, повернув голову, улыбнулась ему.

— Боюсь, твое время истекло, — прошептала она. — Но, может быть, ты придешь опять? Ты такой необыкновенный.

— Селена, — повторил он. Вокруг него перемигивались мониторы, тихое электромагнитное гудение было баюкающим белым звуком. Ян болезненно осознавал рождение нового маниакального пристрастия, которое было ему по карману еще меньше, чем четыре жены и натуральный сахар.

— Я должен, должен увидеть тебя снова, — проговорил он.

Уловив отчаянную ноту в его голосе, Селена улыбнулась. «О, эта загадочная улыбка шлюхи! — подумал Ян с болью в сердце. — Что она означает? Наслаждение с тобой, наслаждение твоими деньгами, вообще никакого наслаждения, а чистейший профессионализм? Кто, кто знает?»

Дьева тихо сидела в гостиной небольшой, но изящной пригородной виллы.

Окна были открыты, и утреннее солнце лилось в комнату сквозь легкую завесу глянцевитых листьев лимонного дерева. Гостиная имела все необходимое для сельского житья-бытья: обнаженные балки на потолке, мебель в чехлах из эрзац-полотна, стеклянный стол с яблоками, апельсинами и плодами кивису, а еще масшину в полстены для развлечения хозяина дома, профессора риторики, чьим хобби была игра в революцию.

На диванчиках в чехлах из эрзац-полотна удобно расположились другие члены ячейки: два студента и смуглая, остро привлекательная женщина средних лет с нарисованным знаком на лбу. Студенты все еще обсуждали вчерашнюю лекцию профессора Яна, словно скроенную по меркам «Крукса».

— Владыка Будда, слушая его, будто видишь все своими глазами, — сказал юноша, перебирая нитку бус. Он был старовером. А Дьева уже давно заметила, что такие люди в «Круксе» составляли гораздо больший процент, чем среди обычного населения.

Девушка была прелестна: бронзовая кожа, белокурые волосы, темные миндалевидные глаза. Она называла себя Диан и говорила грудным голосом, потому что кто-то заметил, что это придает ей таинственности.

— На самом деле он отвратительный старикашка. Но как сказал Ку, у него есть дар оживлять прошлое.

— Мы намерены продвинуться в этом направлении много дальше, — заявил владелец виллы, и студенты весело рассмеялись. Им всем троим нравился привкус заговора, а профессор, чья кличка была Зет, твердо надеялся соблазнить Диан. Теоретически, никто в группе не знал настоящих имен всех остальных. У них была внушительная и, по сути, детская система сохранения тайны — пароли, жесты, коды. Киберпространство было излюбленным полем деятельности супермасшины Служб безопасности, и они всячески избегали электронных контактов. Вместо этого у них имелись клятвы, тайные сходки, символы.

Главным своим символом они выбрали древнеегипетский крест с петлей, crux ansata, крест жизни.

Куйли носил «крукс» на шнурке вокруг шеи, а на собраниях вынимал, демонстрируя всем. Девушка, с удивлением заметила Дьева, вытатуировала «крукс» на нежной ладони. Почему старшие члены ячейки не заставили ее вытравить татуировку?

Люди часто говорили Дьеве, что у нее в жилах течет ледяная вода. Это была неправда. Ее чувства отличались большой силой, но только прятала их она очень глубоко. В эту минуту за ее лицом-маской нарастали гнев и тревога. Неужели ее жизнь и жизнь триллионов людей зависит от этих дилетантов, инфантильных несмышленышей?

Смуглая женщина, Лата, как она себя называла, провела рукой по лбу и сказала:

— Самое важное сейчас — побыстрее отправить нашу гостью дальше наиболее безопасным способом. И я должна сообщить вам всем то, что узнала вчера вечером. Кража червобура обнаружена, уже начались аресты.

— Аресты? — возмущенно переспросила Диан. — Кто-то, кого я знаю?

Она, видимо, считала, что полисаи не имеют права арестовывать членов тайной организации всего лишь за то, что они поставили себе целью уничтожить существующий мир.

— Нет, — вздохнула Лата. — К счастью для тебя. Эти животные, Катманн и полисаи, одурманили и пытали как стражников, так и техов, отвечавших за исправность червобура. В результате они узнали, что к краже был причастен кто-то из ученых. Слава Богу, аппарат был уже передан в другую ячейку, и бедняга, которого принудили говорить, не знал ни имен, ни места, где прибор находится теперь.

Юношу и девушку словно парализовало. Зет поворачивал голову из стороны в сторону, глядя на мебель, на свежие плоды. Дьева без труда прочла его мысли: глупетс вдруг понял, что может лишиться всего этого потому лишь, что ему вздумалось поиграть в заговоры. А если он поразмышляет над этим достаточно долго, то в один прекрасный день поймет, что может потерять куда больше.

— Я пойду с тобой, — сказала Дьева, вставая и кивая Лате, совершенно очевидно, единственной тут, кто обладал здравым смыслом. — Ты проводишь меня. Я не должна задерживаться здесь дольше и подвергать опасности этих героев.

Услышав, что она уходит, Зет облегченно вздохнул; Куйли и Диан все еще переваривали известие об арестах. Он был оглушен, девушка негодовала:

— Так ведь те, кого пытали, это же мученики! — внезапно воскликнула она и зарыдала.

— Да, — сказала Дьева, — а к этому часу они еще и трупы. Смерть — вот награда, которую техи Белой Палаты припасают для своих жертв. Я соберусь и буду готова через пять минут, если ты меня проводишь, — обернулась она к Лате.

— Конечно, — ответила смуглянка, и Дьева торопливо ушла в отведенную ей комнату за своим снаряжением.

Потом, уже в плавнолете Латы, Дьева спросила у девушки, почему она присоединилась к этому движению.

— Я презираю нынешний мир, — негромко ответила Лата. — Это клоака. Ничто не будет потеряно, если этот мир внезапно исчезнет по слову Владыки Кришны. Конечно, если мы сумеем предотвратить Время Бедствий, успех будет стоить нам жизни. В этом и заключено великолепие «Крукса». Если бы наше движение не требовало от нас высшей жертвы, я бы не присоединилась к нему.

«Еще одна староверка, — подумала Дьева, — но только индуистского толка. Меня воспитывали в поклонении Христу, а этот мальчик, Куйли, — буддист. Может, мы объедки мертвого мира? И поэтому хотим восстановить его?»

— О чем ты думаешь? — спросила Лата.

— Спрашиваю себя, почему в движении участвует столько староверов.

— Мне кажется, я знаю. Потому, что мы хотим преодолеть смерть наших религий. Столько людей после Бедствий просто перестали верить. Они сказали себе: «Бога нет. Или же, если он есть и допустил такое, я не желаю его знать».

Дьева посмотрела на нее с любопытством. Они приблизились к воздушному пространству над Уланором, и Лата сосредоточенно следила за другим транспортом, пока ее компьютера не достиг луч. Дьеве хотелось продолжить этот разговор, но тут же она напомнила себе: чем меньше Лата будет знать о ней, тем лучше будет для них обеих.