— Последний человек, с которым я разговаривал на Земле, — сказал Барни, — и который принимал Чуинг–Зет, сказал, что это было самое страшное его переживание.
— То есть как? — удивленно воскликнула Энн.
— Он оказался во власти кого–то или чего–то, что он счел воплощением дьявольского зла, и это его потрясло. Ему повезло, что он выбрался оттуда, — и он знал это.
— Барни, — сказала она, — почему ты оказался на Марсе? Не говори только, что тебя призвали; вполне можно было пойти к психиатру и…
— Я на Марсе, потому что совершил ошибку, — сказал он. «По твоей терминологии, это называлось бы грехом, — подумал он. — По моей тоже», — решил он, — Кто–то пострадал из–за тебя, верно? — спросила Энн. Он пожал плечами.
— И теперь ты здесь на всю жизнь, — сказала она. — Барни, ты не мог бы достать мне Чуинг–Зет?
— Нет проблем, — ответил он. Барни был уверен, что вскоре встретит кого–нибудь из торговцев Элдрича. Положив руку ей на плечо, он сказал:
— Ты столь же легко можешь получить его и сама.
Она прижалась к нему, а он обнял ее; она не сопротивлялась, даже с облегчением вздохнула.
— Барни, я хочу тебе кое–что показать. Листовку, которую дал мне один человек в моем бараке; он сказал, что недавно им сбросили целую пачку. Те самые, из фирмы «Чуинг–Зет».
Энн некоторое время искала ее в комбинезоне, и наконец он увидел сложенную бумажку в свете фонаря.
— Прочитай. Ты поймешь, почему я столько говорю о Чуинг–Зет…, и почему для меня это такая проблема.
Поднеся бумагу ближе к свету, он прочитал первую строчку. Крупные черные буквы сообщали:
БОГ ОБЕЩАЕТ ВЕЧНУЮ ЖИЗНЬ.
МЫ МОЖЕМ ЕЕ ПРЕДОСТАВИТЬ.
— Видишь? — сказала Энн.
— Вижу. — Он даже не стал утруждать себя чтением остального, сложив бумажку, отдал ее Энн. У него было тяжело на сердце.
— Неплохой лозунг.
— Это правда.
— Это, конечно, не назовешь большой ложью, — сказал Барни, — но это лишь заменитель большой правды.
Он думал — что хуже? Трудно сказать. Лучше всего, если бы Палмер Элдрич упал замертво по причине богохульства, крикливо заявленного в листовке, но на это явно не приходилось рассчитывать. «Зло, воплощенное в каком–то пришельце из системы Проксимы, который предлагает то, о чем мы молились две тысячи лет, — думал он. — А собственно, почему мы ощущаем, что это зло? Трудно сказать, но это так. Поскольку это может означать пожизненную связь с Элдричем, какую испытал Лео; с этих пор Элдрич навеки останется с нами, пропитает нашу жизнь. А Он, который хранил нас в прошлом, будет лишь бездеятельно созерцать это.
Всякий раз, когда мы переместимся, — думал он, — мы встретим не Бога, а Палмера Элдрича».
— А если Чуинг–Зет не оправдает твоих ожиданий… — вслух начал он.
— Не говори так.
— Если не оправдает твоих ожиданий Палмер Элдрич, то, возможно… — Он замолчал. Они приближались к бараку Флэкс Блэк Спит; над входом во мраке марсианской ночи слабо светился фонарь.
— Ты уже дома.
Ему не хотелось отпускать ее; он прижал девушку к себе, держа руку на ее плече и думая о том, что сказал о ней своим товарищам по бараку.
— Давай вернемся вместе, — предложил он, — в Чикен–Покс. Там мы сможем законно пожениться.
Энн недоверчиво посмотрела на него и рассмеялась.
— Это означает «нет»? — безжизненным голосом спросил он.
— Что такое Чикен–Покс? — спросила она. — А, понимаю; это кодовое название вашего барака. Извини, Барни: я не хотела тебя обидеть. Однако ответ, естественно, будет «нет».
Она отодвинулась от него и открыла дверь, которая вела в барак. Внезапно она положила фонарь и подошла к нему, протянув руки.
— Полюби меня, — сказала она.
— Не здесь. Слишком близко от входа, — испугался Барни.
— Где хочешь. Забери меня куда хочешь, — говорила она, обнимая его за шею. — Прямо сейчас. Не теряй времени. Барни не стал терять времени. Взяв ее на руки, он понес девушку подальше от барака.
— О Боже, — сказала она, когда он положил ее на песок; потом тихо застонала, наверно, от холода — ведь теперь их тела не были защищены комбинезонами.
«Один из законов термодинамики, — думал он. — Теплообмен; молекулы, которые переходят от меня к ней и обратно, как это называется…, энтропия?»
— Ox, — сказала она в темноте.
— Больно?
— Нет. Извини. Пожалуйста.
Холод сковывал спину; казалось, его излучало черное небо. Барни, как мог, старался не замечать холода, но постоянно думал об одеяле, о толстом шерстяном одеяле…, странно, думать об этом в такой момент. Он мечтал о мягком, теплом одеяле — вместо холодного, разреженного воздуха, из–за которого он тяжело дышал, как будто уже кончал.
— Ты что…, умираешь? — спросила Энн.
— Нет, мне просто тяжело дышать. Воздух.
— Бедный, бедный… О Боже! Я забыла, как тебя зовут.
— Очень приятно, черт побери.
— Барни!
Он крепко прижал ее к себе.
— Нет! Не останавливайся!
Она напряглась. Зубы ее стучали.
— Я и не собирался, — сказал он.
— 0–о–ох!
Он рассмеялся.
— Прошу тебя, не смейся надо мной.
— Это не со зла. Наступила долгая тишина.
— Уф, — наконец сказала Энн.
Она вскочила как будто под действием некоей силы. У него возникла ассоциация с нервной системой лягушки, возбуждаемой электрическими импульсами. Жертва обстоятельств, не пытающаяся сопротивляться.
— Все в порядке?
— Да, — сказала она. — Да, Барни. Вне всякого сомнения. Да!
Позже, когда он одиноко брел в свой барак, он подумал: «Возможно, я делаю то, что должен был делать Элдрич. Я ломаю ее, деморализую…, как будто ее уже нет. Как будто всех нас уже нет».
Вдруг что–то преградило ему путь.
Барни остановился, нащупывая в кармане оружие, которое ему выдали; кроме грозного шакала– телепата здесь можно было встретить — особенно ночью — и других ядовитых и прожорливых тварей. Он осторожно включил фонарь, ожидая увидеть нечто жуткое и многоногое, наверняка со студенистым телом. Вместо этого он увидел корабль: маленький, легкий и быстрый. Дюзы все еще дымились, значит, корабль сел недавно и, видимо, садился с выключенными двигателями, поскольку никакого шума Барни не слышал.