вернуться домой?

— Колония, по определению, должна быть чем–то постоянным. — ответил Барни. — Представьте себе остров Роанок.

— Да, — кивнула Энн. — Я об этом думала. Я бы хотела, чтобы Марс стал одним большим островом Роанок и все бы могли вернуться домой.

— Чтобы поджариться на медленном огне.

— Мы можем эволюционировать, как это делают богачи; можно проделать это в массовом масштабе. Она решительно отложила книгу.

— Но я не хочу этого, хитиновой скорлупы и всего остального. Есть ли какой–нибудь выход? Знаете, неохристиане верят, что они путешественники в чужой стране. Странники. Теперь мы действительно странники; Земля перестает быть нашей естественной средой обитания, а этот мир наверняка никогда ею не станет. Мы остались без родины! — Она посмотрела на него, ее ноздри расширились. — У нас нет дома!

— Ну, — неуверенно сказал он, — всегда остаются Кэн–Ди и Чуинг–Зет.

— У вас есть немного?

— Нет.

Она кивнула.

— Значит, вернемся к Фоме Кемпийскому. Однако она не взяла книгу и стояла, опустив голову, погруженная в мрачные мысли.

— Я знаю, что будет дальше, мистер Майерсон. Барни. Мне не удастся никого обратить в неохристианство; вместо этого они обратят меня в веру Кэн–Ди и Чуинг–Зет и тому подобное, что будет здесь в моде, лишь бы оно позволяло убежать от действительности. Как секс. Здесь, на Марсе, очень свободные взаимоотношения, знаешь? Все спят со всеми. Я попробую даже это, собственно говоря, я готова на это уже сейчас… Я просто не могу всего этого вынести. Ты видел, как выглядят здешние окрестности?

— Да.

Однако это не произвело на него столь удручающего впечатления, даже вид запущенных огородов, заброшенного оборудования и больших куч гниющих отбросов. Из учебных фильмов он знал, что окраинные районы всегда так выглядят, даже на Земле; до недавнего времени Аляска выглядела так же, а Антарктида, за исключением курортов, выглядит так до сих пор.

— Эти колонисты в той комнате, со своим набором, — сказала Энн Хоуторн. — А если бы мы забрали у них сейчас Подружку Пэт и разбили ее на кусочки? Что бы с ними стало?

— Продолжали бы смотреть свой сон. После погружения в сон необходимости в наборе уже нет. Почему тебе вдруг этого захотелось?

Он удивился: в этой идее имелся явный привкус садизма, а до сих пор девушка казалась ему неспособной на жестокие поступки.

— Склонность к разрушению, — сказала Энн. — У меня есть желание уничтожить их идолов — Подружку Пэт и Уолта. Мне хочется это сделать, потому что… — она на мгновение замолчала. — Я им завидую. С моей стороны, это не религиозная страсть, а просто обычная, низменная жестокость. Я знаю. Если я не могу к ним присоединиться…

— Можешь. И присоединишься. И я тоже. Однако не сразу. Он подал ей чашку кофе; она задумчиво взяла ее. Без тяжелого комбинезона она казалась необычно худой. Барни заметил, что они с ней одного роста; на каблуках она могла оказаться даже выше. У нее был странный нос. Слегка округлый, он тем не менее не выглядел смешно, но наводил на мысли о Земле, об англосаксонских и норманнских крестьянах, обрабатывающих свой маленькие поля.

Ничего удивительного, что ей так не понравилось на Марсе; ее предки, несомненно, любили старушку Землю, ее вкус и запах, а больше всего — память о минувшем, о созданиях, которые населяли ее и умерли, чтобы обратиться — не в прах, но в плодородную почву. Ну что ж, возможно, ей удастся возделать здесь огород, собрать урожай там, где другим колонистам это не удалось. Странно, что она была столь подавлена. Или вновь прибывшие всегда ведут себя так? Он как–то не испытывал сожаления. Может, где– то в глубине души он был убежден, что сумеет вернуться на Землю. В таком случае это он был душевно болен, а не Энн.

— У меня есть немного Кэн–Ди, Барни, — вдруг сказала Энн. Она полезла в карман парусиновых рабочих брюк и достала маленький пакетик. — Я купила его недавно, в своем бараке. Флэкс Блэк Спит, так он называется. Колонист, который мне это продал, знал, что в сравнении с Чуинг–Зет оно не представляет ценности, поэтому взял недорого. Я пробовала им воспользоваться…, даже положила в рот. Но в конце концов, так же как и ты, не смогла. Разве убогая действительность не лучше самой интересной иллюзии? А быть, это и есть иллюзия, Барни? Я ничего не знаю о философии; объясни мне, потому что все, что я знаю, основывается на моих религиозных убеждениях, а это не помогает мне понять их. Эти наркотики.

Она развернула пакетик, пальцы ее дрожали.

— Я не могу больше, Барни.

— Подожди, — сказал он, отставляя чашку и направляясь к ней. Однако было уже поздно; она уже приняла Кэн–Ди. — Мне ничего не оставила? — весело спросил он. — Ты пропустишь самое интересное: у тебя не будет компании во время перемещения.

Взяв ее за руку, он вывел Энн из комнаты и поспешно провел по коридору в помещение, где лежали остальные; усаживая ее возле набора, он сочувственно сказал:

— Так у тебя будут общие с ними переживания, а насколько я знаю, это очень помогает.

— Спасибо, — сонно сказала она. Энн закрыла глаза, и тело ее постепенно обмякло. Барни понял, что она уже стала Подружкой Пэт — в мире без проблем.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

— Я все еще в сознании, — пробормотала она.

— Ты все равно не вспомнишь, — сказал он.

— О нет, вспомню, — слабым голосом сказала Энн Хоуторн. Потом он почувствовал, как она отдаляется.

Он остался один с семью телами и сразу же вернулся в свою комнату, где дымились две чашки кофе.

«Я мог бы влюбиться в эту девушку, — подумал он. — Не так, как в Рони Фьюгейт или даже как в Эмили, но совсем иначе. Иначе? Лучше? Или это просто от отчаяния? Так же, как сейчас Энн приняла Кэн– Ди, проглотила его единым духом, поскольку для нее не осталось ничего, кроме тьмы. Это — или бездна. И не на день или неделю — на века. Так что придется мне полюбить эту девушку».

Он сидел один среди наполовину распакованных вещей, пил кофе и размышлял, пока наконец в соседней комнате не послышались стоны и шорохи. Его товарищи по бараку приходили в себя. Он поставил чашку и пошел к ним.

— Почему ты отказался, Майерсон? — спросил Норм Шайн, потирая лоб и морщась. — Боже, как болит голова!

Внезапно он заметил Энн Хоуторн; все еще без сознания, она лежала, опершись спиной о стену и опустив голову на грудь.

— Кто это?

— Она присоединилась к нам под конец, — сказала Фрэн, неуверенно поднимаясь с пола. — Это приятельница Майерсона; они познакомились во время полета. Она очень мила, только у нее пунктик на почве религии; сами увидите.

Она смерила Энн критическим взглядом.

— Вполне симпатичная. Мне очень было интересно, как она выглядит. Я представляла ее себе несколько более…, гм…, серьезной.

— Уговори ее жить с тобой, Майерсон. — подходя к Барни, сказал Сэм Риган. — Мы охотно проголосуем за то, чтобы принять ее в наш барак. У нас много места, а тебе нужна — скажем так — жена.

Сэм тоже посмотрел на Энн.

— Да–а, — сказал он. — Красивая. Длинные черные волосы. Мне такие нравятся.