остальное. «Черт бы их побрал, — ворчал про себя Джо. — Или, точнее, черт бы побрал всех нас». В конце концов, он тоже был частицей гигантской паутины, которая повсюду распростерла свои липкие сети, словно в любовном экстазе заключив всех землян в объятия смерти.

— С меня хватит, — буркнул мужчина рядом с Джо. На его гладко выбритых скулах ходили желваки. — Я спускаюсь по желобу на уровень земли и иду пешком. Всем привет. — Мужчина протиснулся сквозь толпу ожидающих, толпа сомкнулась позади него, и он исчез.

«Я тоже пойду», — решил Джо и направился к желобу. За ним последовали и другие ворчуны.

Он вышел на уровне улицы, ступил на потрескавшийся тротуар, глубоко вздохнул и зашагал на север.

Жандармский крейсер, плавно опустившись, завис над головой.

— Эй, ты ковыляешь слишком медленно, — окликнул Джо громила в униформе и прицелился лазерным пистолетом. — Ну — ка, пошевеливайся, или я тебя прихвачу.

— Клянусь Богом, я сейчас прибавлю шаг, — отозвался Джо. — Я только что вышел и просто не успел набрать скорость. — Он пошел быстрее, приспосабливаясь к темпу других, проворно снующих пешеходов, как и он, довольных хотя бы тем, что у них есть куда спешить в этот промозглый четверг в начале апреля 2046 года, в городе Кливленде, в Народной Автономной Республике Америке (или сокращенно — НАРА).

Серые тени людей скользили по разбитым тротуарам — если не по важным делам, то хотя бы в поисках какой — нибудь работы. Может, найдется кто — нибудь, кому нужны твои знания и опыт? Его так называемая мастерская. — по сути дела, жалкая каморка — модуль — вмещала верстак, инструменты, груду пустых металлических футляров, небольшой стол и старинное кресло — обитое кожей кресло — качалка, принадлежавшее когда — то деду, а затем отцу. Теперь в нем угнездился Джо — просиживал изо дня в день, из месяца в месяц. Еще здесь была одна — единственная керамическая ваза, приземистая и широкая, украшенная бледно — голубой лазурью по белому фарфору. Джо нашел ее много лет назад, определил, что это японская работа семнадцатого века. Он обожал эту вазу и сумел пронести ее в сохранности сквозь все невзгоды, даже сквозь войну.

Сейчас Джо забрался в кресло, чувствуя, как оно чуть подается тут и там, словно приспосабливаясь к знакомой фигуре. Кресло так же привыкло к хозяину, как он к креслу. Казалось, будто оно знает все секреты его личной жизни. Джо потянулся к кнопке почтового ящика — патрубок от ящика спускался прямо к столу, — потянулся и застыл в нерешительности. А если там ничего нет? Обычно там пусто. Но в этот раз могло быть иначе. Это как артобстрел: если его долго нет, значит, можно ожидать в любой момент. Джо нажал кнопку.

На стол скользнули три квитанции.

А вместе с ними выпал грязно — серый пакетик с сегодняшним госпособием. Государственные бумажные деньги, в виде аляповатых, почти ничего не стоящих инфляционных талонов. Каждый день, получив сизый пакетик со свежеотпечатанными купюрами, Джо стремглав мчался в ближайший обменно — закупочный центр и совершал свой суетливый бизнес — обменивал талоны, пока они хоть что — то еще стоили, на еду, журналы, лекарства, новую рубашку. Так вынуждены были делать все: хранить госденьги хотя бы в течение суток означало катастрофу, фактически самоубийство. Примерно каждые два дня государственные деньги теряли восемьдесят процентов своей покупательной способности.

Мужчина из соседней каморки крикнул через стену: «Многая лета Обер — Прокурору». Рутинное приветствие.

— Ага, — машинально отозвался Джо.

Каморки — модули, один над другим, уровень над уровнем. Он вдруг задумался: а сколько всего в здании таких каморок? Тысяча? Две, две с половиной? «Сегодня я попробую посчитать, — решил Джо. — Я посчитаю и узнаю, сколько здесь еще модулей, кроме моего. И вычислю, сколько людей живет в доме — кроме умерших или увезенных в лечебницу».

Но вначале надо бы покурить. Он достал пачку табачных сигарет, строго запрещенных по причине ущерба для здоровья граждан, и собрался зажечь спичку.

В этот момент его взор, как всегда, сосредоточился на ды — моуловителе, висящем на стене напротив. «Одна затяжка — десять кредиток», — напомнил он себе. И засунув пачку обратно в карман, яростно потер лоб, пытаясь осознать странный позыв, рвущийся откуда — то из глубины, острое желание, заставившее Джо несколько раз нарушить закон. «Чего же мне на самом деле так не хватает?» — вопрошал он себя, чувствуя зияющую пустоту первобытного голода. На мгновение перед Джо возник образ чудовища с гигантскими челюстями, словно готовыми пожрать живьем все вокруг. «Мне нужно нечто такое, что сумеет заполнить дурной вакуум внешнего мира».

Наверное, поэтому Джо и занимался Игрой.

Нажав красную кнопку, он поднял трубку и подождал, пока медлительная, скрипучая техника выведет его номер на внешнюю линию. «Пи — и — ип», — раздалось из телефона. На экране мелькали неопределенные цветовые пятна и фигуры — расплывчатая картинка электронной связи.

Джо набирал номер по памяти. Двенадцать цифр. Первые три соединяли его с Москвой.

— Вам звонят из ставки вице — комиссара Сэкстона Гордона, — сказал он русскому офицеру — телефонисту, лицо которого высветилось на миниатюрном экране.

— Еще поиграть хотите? — спросил телефонист. Джо ответил:

— Человекообразное двуногое не может поддерживать обмен веществ только посредством поглощения планктонной муки…

Изобразив некое подобие кривой усмешки, офицер соединил Фернрайта с Жавкиным. Постная, усталая физиономия мелкого российского чиновника уставилась на Джо. Скука на лице мгновенно сменилась интересом.

— О, преславный витязь, — затянул Жавкин по — русски, — достойный коновод толпы безмозглой, преступная…

— Кончай свои речи, — перебил Джо, чувствуя, как подкатывает волна раздражения. И в то же время пробивает нетерпеливая дрожь. Это было его обычное утреннее состояние.

— Про — сти — те, — извинился Жавкин.

— У вас есть загадка для меня? — спросил Джо, держа наготове ручку.

— Компьютер — переводчик в Токио заблокирован все утро, — ответил Жавкин. — Так что я пропустил текст через маленькую машину — в Кобе. В некотором смысле Кобе — как бы это сказать? — интереснее, чем Токио. — Он замолчал, сверяя слова по листку бумаги. Его модуль тоже напоминал кубик, куда влезали только стол, телефон и пластиковый стул. — Вы готовы?

— Готов. — Джо царапнул ручкой по бумаге, расписывая перо.

Жавкин прочистил горло и стал читать с листа. На лице застыла напряженная улыбочка; взгляд — с хитрецой, словно в этот раз он полностью уверен в победе.

— Это слово происходит из вашего языка, — объявил Жавкин, отдавая должное одному из правил, которые они разработали вместе — кучка людей, разбросанных по всему миру. В крошечных модулях, на ничтожных должностях. Их стремления убоги, горести или радости — мелки, жизни — никчемны. У них нет ничего, кроме вопиющей безликости коллективного бытия. Каждый по — своему ее не приемлет, все вместе они дружно пытаются обмануть ее посредством Игры.

— Заглавие книги, — продолжал Жавкин. — Это единственный ключ, который я вам даю.

— Она общеизвестна? — спросил Джо. Игнорируя вопрос, Жавкин прочел с клочка бумаги:

— «Перегороженное ружьем — жалящее насекомое».

— Ружьем… жарящее? — переспросил Джо.

— Нет. Жалящее.

— Перегородка… — размышлял вслух Джо, — Сетка. Жалящее насекомое… Оса? — Он растерянно почесал лоб пером. — И вы это добыли из компьютера в Кобе? Пчела, — решил он. — Bee… Если ружье — то Gun — Bee… Пистолет… Обрез… Револьвер… ага, gat. — Он быстро записал слово. Револьвер — оса, gat — wasp… нет, gat — bee. Гэтсби. Перегородка… Решетка — grate. Грейт… то есть великий. — Он догадался: — «Великий Гэтсби», роман Скотта Фицджеральда. — Он подбросил ручку, торжествуя.

— Ваши десять баллов, — ухмыльнулся Жавкин. Он сделал подсчет. — Теперь вы наравне с Хиршмайером из Берлина и слегка опережаете Смита из Нью — Йорка. Хотите еще разок?