— И слава Богу! — парировала Марша.

Жутковатое подозрение медленно заползало Джеку в мозг.

— Тебе это, видно, по душе! — тихо проговорил Джек. — Ты бы предпочла, чтоб все оставалось без изменений.

— Я этого не говорила, — уклонилась Марша от прямого ответа.

— Да, да! Тебе нравятся эти… нововведения!

Марша остановилась на пороге кухни с ложками и вилками в руках.

— Я об этом сегодня думала. Знаешь, действительно, теперь все намного чище и приличней. Нет того безобразия. Проще стало, что ли. Пришло в некое подобие порядка!

— Только осталось не так уж много.

— Ну и что?

— Может статься, мы сами еще окажемся нежелательными фрагментами. Ты не подумала об этом? — Джек возмущенно ткнул кулаком в стену. — Мы под колпаком! Оглянись вокруг — нас уже перекроили, слепили по — новому. Мы — бесполые уродцы. Тебе это нравится?

Марша не нашлась, что ответить.

— Тебе нравится!.. — задохнулся от ужаса Гамильтон.

— Позже поговорим, — сухо заметила Марша, унося столовые приборы.

Схватив жену за руку, Гамильтон грубо потащил ее назад.

— Ответь! Тебе нравится, как все закрутилось? Ты, может быть, рада, что суетливая толстая старуха изгоняет секс из этого мира!

— Если честно, — медленно проговорила Марша, — на мой взгляд, небольшая чистка миру не повредит. И если мужики не могут держать себя в руках… или не хотят…

— Должен тебе кое — что сказать, дорогая! — угрожающе заворчал Джек. — Еще быстрей, чем Эдит Притчет упраздняет реалии, я собираюсь их возродить. И первым я верну секс. Прямо с сегодняшней ночи.

— Ну конечно, конечно! Ты ведь чокнулся на сексе, только об этом и думаешь!

— Буду трахаться с подругой! — Гамильтон мотнул головой в сторону гостиной, где Силки умиротворенно расправляла скатерть на столе. — Затащу ее вниз — и поехали!

— Милый, — деловито заметила Марша, — это невозможно.

— Почему?..

— Она… — Марша сделала неопределенный жест, — у нее нет того, что тебе нужно…

— А в остальном тебе наплевать?

— Ну не сходи с ума. Это беспредметный разговор. Ты ведь не стал бы спорить о розовых крокодилах. Их не существу — у — ет!

Широким шагом Гамильтон ринулся в гостиную и схватил Силки за руку.

— Пошли! — отрывисто приказал он. — Спустимся в подвальчик послушать квартеты Бетховена.

Недоуменная девушка, спотыкаясь, неохотно побрела за Джеком.

— А как же обед?

— К черту обед! — Он рывком распахнул дверь на лестницу. — Поторопись, пока Притчет не упразднила музыку.

В подвале было холодно и сыро. Гамильтон включил обогреватель и спустил шторы. Когда вместе с теплом вернулся уют, Джек принялся пачками доставать пластинки.

— Что будем слушать? — спросил он нервно. Перепуганная Силки жалась к дверям.

— Я хочу есть! Марша приготовила чудный обед…

— Только скот ест! — проворчал Гамильтон. — Отвратительное занятие. И неприличное! Я отменил его.

— Не понимаю! — жалобно заныла Силки. Включив усилитель, Гамильтон подкрутил регуляторы.

— Что скажешь о моей системе? — гордо спросил он.

— М — м… симпатичная.

— Симпатичная… Параллельный выход в противофазе! Никаких искажений вплоть до тридцати тысяч герц. Одних низкочастотных колонок — четыре! Восемь — высокочастотных. Трансформаторы ручной работы. Алмазный звукосниматель, идеальная кинематика! — Он поставил пластинку на проигрыватель и, не удержавшись, добавил: — Способна крутить восьмитонный груз без потери скорости хотя бы на десятую процента! Неплохо, а?

— Угу.

Зазвучала «Дафнис и Хлоя»… Добрая половина фонотеки загадочным образом испарилась — в основном современные аранжировки или эксперименты с ударными. Миссис Притчет предпочитала добротных классиков: Бетховена, Шумана, тяжеловесные концерты, привычные для слуха человека пуританских устоев. Утрата любимой коллекции Бартока привела Джека в страшное уныние. Вещи Белы Бартока лучше всего ложились Джеку на душу, отзываясь самым интимным переживаниям. Нет, жить в мире миссис Притчет нельзя — старуха постраш — ней Тетраграмматона.

— Как теперь? — почти машинально спросил он, убавив свет лампы почти до нуля. — Больше не бьет в глаза?

— Она и не била, Джек! — откликнулась Силки. Смутное беспокойство отразилось у нее на лице. — Странно… Я не вижу, куда идти. Боюсь, упаду!..

— Упадешь — так найдем! — усмехнулся Гамильтон. — Что будешь пить? Где — то тут оставалась бутылочка виски. Дернув дверцу бара, он опытной рукой пошарил внутри. Пальцы обхватили горлышко бутылки. Одновременно он нагнулся за стаканами. Бутылка показалась подозрительно легкой — ближайшее ознакомление подтвердило отсутствие выпивки.

— Тогда хлебнем мятного ликера, — вздохнул Джек. — О'кей?

«Дафнис и Хлоя» уже наполняли полутемную комнату великолепием страсти и неги. Джек подвел Силки к тахте и усадил девушку. Она послушно взяла рюмку ликера и чинно пригубила. Джек с видом судебного эксперта на месте преступления расхаживал взад — вперед, то регулируя звук, то убавляя свет. Потом взбил подушку на тахте, убедился в том, что дверь заперта на ключ. Сверху слышалось, как Марша суетится на кухне. Что ж, сама виновата…

— Закрой глаза и расслабься! — приказал он Силки.

— Я расслабилась!.. — В ее голосе по — прежнему звучал испуг. — Этого, что ли, недостаточно?

— Конечно, конечно, — мрачно согласился Джек. — Все просто замечательно. Послушай, а что, если ты сбросишь обувку и сядешь по — турецки? Вот увидишь, Равель будет восприниматься совсем по — другому.

Силки послушно сбросила белые кроссовки и, подтянув ноги, уселась по — восточному.

— Очень мило, — проговорила она с грустью.

— В сто раз лучше, правда?

— Ага.

И тут неожиданный приступ отчаяния накатил на Джека.

— Все бесполезно, — подавленно забормотал он. — Ничего не получится!

— Что не получится, Джек?

— А, не важно!

На пару минут повисло гнетущее молчание. Потом Силки тихо и осторожно тронула Джека за руку:

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

— Я виновата, да?

— Немного. Так сразу не объяснишь. Чуть поколебавшись, Силки сказала:

— Можно тебя спросить?

— Конечно. О чем угодно.

— Ты бы хотел…

Голос девушки звучал едва слышно. В сумерках ее широко распахнутые глаза напоминали две