Это меня не удивило. Наша группа была необычной. Действительно, в Хадаре не было особого комфорта, но все члены экспедиции, включая и меня, любили это место. Оно удерживало нас своей красотой, уединенностью, тишиной. А ведь была еще и работа, она создавала ощущение, что в любой момент может произойти нечто значительное. Если вы помешаны на прошлом — а все мы были действительно на нем помешаны, — то лучшего места в мире не найти.

К тому же ни один из нас всерьез не думал, что существует реальная опасность. Мы уже провели два сезона вместе с афарами и неплохо с ними ладили. Они были вооружены, а мы нет. Я сделал правилом, чтобы никто из членов экспедиции не имел при себе оружия. В результате афары как бы взяли нас под свое покровительство. Во всяком случае, мы себе так это представляли. Рабочие из племени амхара, которые пришли к нам из горных районов, думали иначе. Они боялись афаров, ощущали их неприязнь и потому старались селиться поближе к нашему лагерю. Я слышал, как во время спора один из афаров сказал рабочему из племени амхара: «Когда начнется заварушка, я тебя прикончу первым». И это не было пустой угрозой. Полицейские патрули были далеко от нас и редко заглядывали в эту часть страны. Хотя и считалось, что она подчиняется центральному правительству, на деле ею управляли вожди племен.

В целях предосторожности мы с Уилдингом разработали систему сигналов, предупреждающих об опасности. Не имея радиосвязи, которая была запрещена правительством, мы просили Уилдинга, чтобы он, совершая свои еженедельные полеты, не только доставлял продовольствие и забирал находки, но и удостоверялся, что у нас все идет нормально. Сигналом должен был служить способ расстановки грузовиков. Если они будут стоять в одном ряду, то летчик, пролетая над лагерем, прежде чем приземлиться на посадочной дорожке, будет знать, что все обстоит благополучно. Если же машины будут стоять в беспорядке, то это послужит сигналом тревоги.

Но случилось так, что в день одного из первых прилетов Уилдинга мы нашли череп слона и послали за ним грузовик с прицепом. Когда самолет появился над лагерем, прицеп стоял перед палаткой палеонтологов, а грузовик находился в совершенно другом месте. Уилдинг даже не приземлился. Он полетел прямо в Аддис-Абебу и начал договариваться о нашей эвакуации вертолетом, а также известил о случившемся подразделение американского военно-морского флота, находившееся в Красном море. Но затем решил еще раз удостовериться, вновь полетел в Хадар и увидел, что все грузовики опять выстроились в одну линию. Поэтому тревога была отменена.

Самые большие затруднения были с пилотами. Уилдинг употреблял все свое красноречие, чтобы заставить их летать. Посадочная дорожка находилась в 45 минутах езды от лагеря. Пилоты не хотели бросать самолет без охраны и в то же время боялись оставаться одни, пока Уилдинг уезжал в лагерь. Они опасались нападения афаров. Однако никто их не трогал, и полеты продолжались весь сезон без всяких приключений.

Зато совершенно невозмутимо относился к афарам Дэвид Брилл, фотограф, присланный к нам редакцией National Geographic. Он оказался длинноногим верзилой с коротким туловищем и бейсбольной кепкой на голове. Когда самолет снизился над нами и пошел на приземление, Грей поехал на посадочную полосу. Вначале он никого там не обнаружил. Самолет уже улетел. Наконец, в дальнем конце полосы он заметил на кусте какую-то одежонку, а в ее тени дремал Брилл. Прибыв в лагерь, он заявил мне: «А вы, должно быть, доктор Дон?». Ему следовало бы сказать: «Я полагаю, вы доктор Джохансон», но он обошелся без этого. Мы просили редакцию журнала прислать кого-нибудь пожестче, и они действительно постарались. Брилл был не только замечательным фотографом, но и самым неприхотливым и выносливым человеком, которого я когда-либо встречал.

В то время я чувствовал, что мне недостает сладостей. Они даже снились мне по ночам, и я попросил, чтобы Брилл привез их мне. Поэтому сразу же при встрече я поинтересовался: «А вы привезли мне шоколад?».

— Протяните руку и отвернитесь — сказал Брилл.

Я так и сделал. Он пошарил в карманах и вытащил три или четыре кусочка липкой, наполовину растаявшей шоколадки.

— И это все? — спросил я.

— Знаете, я очень спешил в аэропорт. К тому же я был голоден и почти все съел.

Вечером за ужином Брилл опять заговорил о шоколаде и о том, как ему стыдно, что он не смог выполнить мою просьбу. А когда мы вечером ложились спать, он вновь завел разговор на эту тему, сказав, что мне, наверное, будет сниться шоколад, который бы я сейчас ел, если бы не его спешка.

— Да заткнитесь же, наконец, — не выдержал я.

— Хорошо, — ответил Брилл. — Но прежде… — И тут он открыл свой рюкзак, в котором лежали восемнадцать плиток вкуснейшего швейцарского шоколада.

Брилл не был таким уступчивым, когда дело касалось его работы. Он вышагивал по отложениям с не менее решительным видом, чем Аронсон, но с совсем иной целью: он хотел знать, как будут выглядеть ископаемые находки и обнажения пород при различном освещении. Когда мы нашли великолепный череп саблезубого тигра, он пожаловался: «Почему вы всегда находите что-нибудь в середине дня? Отчего бы не к вечеру, когда освещение получше?».

Я промолчал.

— Когда вы собираетесь найти следующего гоминида? — спросил он.

— Завтра, — ответил я раздраженно.

Позднее Брилл будет всем говорить, что для того, чтобы в Эфиопии нашли гоминида, нужно только заранее попросить об этом. И действительно, «завтра» оказалось одним из самых необычных дней в истории палеоантропологии. Я осматривал местность с Майком Бушем, молодым врачом, который интересовался археологией. Майк был очень спокойным человеком, работягой, который никогда не говорил ничего лишнего, но всегда смотрел в оба. Французы даже сердились на него за то, что он всегда молчал. «Почему он так неразговорчив? — спрашивали они. — Почему он такой странный?»

А между тем ничего странного в нем не было. Мы работали уже около часа, как вдруг он очень спокойно позвал меня с откоса: «Мне кажется, я что-то нашел». Я подошел к нему. Действительно, перед нами лежала каменная глыба, из которой торчали два премоляра (малых коренных зуба) гоминида. Они были совершенно неприметны. Я не знаю, как ему вообще удалось их обнаружить. Пожалуй, даже Алемайеху не смог бы это сделать.

В это время к нам подошел Брилл, и я сказал ему:

— А вот и тот самый гоминид, что я вам вчера пообещал.

— Опять не вовремя! — завопил Брилл. — Вы нашли его в полдень, в самый неподходящий момент для съемок.

— Очень хорошо, Ваше высочество, когда прикажете вновь заняться поисками гоминид?

Брилл оценивающе посмотрел на солнце: — «Завтра утром в восемь часов».

Мы временно приостановили работу и начали извлекать находку Буша на следующее утро. Брилл подготовил оборудование, чтобы сфотографировать все этапы операции. Здесь же присутствовала французская киносъемочная группа, состоявшая из мужа и жены. Мишель (так звали жену) всегда с энтузиазмом относилась к находкам, но не могла отличить окаменевшую кость от горлышка бутылки из-под кока-колы. А поскольку мы работали на дне крутого оврага, она забралась повыше, чтобы укрыться в тени небольшого куста акации, и уселась прямо на груду костей.