ненадежными.
Тайеб и я решили все проверить сами. Штаб-квартира вождя афаров располагалась на хлопковой плантации в 50 милях к северу от Хадара. Мы договорились о встрече с ним и вылетели туда на маленьком самолете, взятом напрокат. На посадочной площадке нас встретили вооруженные люди и привезли в дом, у входа в который стояла стража. Все это напоминало военный лагерь. Внутри дома за столом сидел маленький человек с лицом, как будто высеченным из гранита, по имени Хабиб; за его спиной стояли еще несколько охранников. Хабиб был сыном прежнего правителя этой местности, который несколько лет назад был изгнан другим султаном, али-Мира.
Али-Мира властвовал на территории афаров в течение всех предыдущих наших полевых сезонов. Он собирал свои собственные налоги, правил свой собственный суд и не имел никаких контактов с центральным правительством, полагаясь на негласную договоренность, разрешавшую ему делать все, что он захочет, в стране афаров, но нигде больше. Политические перемены, происходившие в столице, достигли и этих отдаленных мест. Али-Мира был изгнан своими врагами, сторонниками прежнего султана.
Теперь у власти находился Хабиб. Это был бесстрастный маленький человек, тихо сидевший за пыльным столом. Но у него был суровый, исполненный решимости взгляд ястреба. Он спросил, что нам нужно.
Мы ответили, что нуждаемся в поддержке для обеспечения безопасности экспедиции. Мы опасались, что в случае каких-либо столкновений можем оказаться между сражающимися сторонами.
Нам сказали, чтобы мы не тревожились. Да, несколько банд сторонников али-Мира все еще действуют, но они скоро будут разбиты. В общем-то район уже безопасен. Мы можем рассчитывать на гостеприимство, так как в прошлом поддерживали хорошие отношения с племенами и не вмешивались в политику.
Новый правитель приказал своему помощнику помогать нам.
— Его зовут Мухаммед Гоффра. Он будет жить с вами, а его люди — охранять вас. Я убежден в его верности мне, а это значит, что вы будете в безопасности.
Слушая его речь, я снова почувствовал, что нахожусь в военном-лагере. Но, как ни странно, это придавало уверенность. В грубой силе была своя положительная сторона, она вполне соответствовала суровому образу жизни пограничных поселений и вызывала доверие. Все это не имело ничего общего со сложными, напоминающими паутину интригами столицы. Уже сидя в самолете, я сказал Тайебу, что чувствую себя гораздо увереннее.
— Я тоже, — ответил он.
— Ну что, будем осуществлять наш план?
— Я за.
Работа экспедиции 1976 года началась так, как и было задумано. Грей возглавил американскую группу, я же вернулся в США, чтобы закончить оставшиеся там дела. В декабре, т. е. в самом конце полевого сезона, я вновь приехал в Хадар с находками прошлого года, которые, по соглашению с эфиопскими властями, должен был им возвратить.
Мне хотелось попросить о продлении срока возврата еще на один год, но из-за политической ситуации я не рискнул сделать это. Мне нужно было любой ценой поддерживать хорошие отношения с властями. Я знал, что сбор окаменелостей на участке 333 был уже почти закончен, что он дал массу нового материала и что через несколько недель передо мной встанет проблема пересылки в США новой партии ископаемых остатков. Кроме того, на участке 333 был сделан небольшой разрез и в нем найдены новые окаменелости. Я ожидал, что систематические раскопки холма могут в следующем сезоне принести сенсационные открытия, обнаружить золотую жилу, в которой окажутся скелеты целых особей. В своих мечтах я видел другие, улучшенные копии Люси. Наконец, на противоположном берегу реки в отложениях, которые мы еще не обследовали, была найдена великолепная челюсть и зубы. Можно было только предполагать, какие открытия таит в себе это место.
Возвращать находки, с которых еще не сняты слепки и которые еще до конца не описаны, и получать новые — это все равно что ломиться во вращающиеся двери. Есть ли смысл в том, чтобы вывезти интересные остатки, подержать их немного у себя, а затем вернуть, освобождая место для других?
В этот удручающий момент я понял, что единственно разумное решение-взять с собой Билла Мак- Интоша и организовать временную мастерскую по изготовлению слепков прямо в Эфиопии. Я надеялся, что Мак-Интош успеет снять слепки хотя бы с части тех находок, которые предстояло вскоре возвратить в Национальный музей.
Между тем у Грея были свои проблемы. В этом году у него возникли большие трудности с транспортом. Экспедиция получила новый фургон, и мы планировали каждую неделю привозить из Аддис- Абебы мясо, фрукты и овощи. Но прошлогодний водитель, напуганный беспорядками, не подписал очередной контракт. Грей присмотрел нового шофера и попытался проверить его водительские таланты на улицах Аддис-Абебы. Через три квартала тот врезался в грузовик и помял фургон. Когда машину починили, Грей пригласил старого водителя и, употребив все свое красноречие, убедил его сесть за руль. Тот сделал пару рейсов и вновь отказался. Его мать, сказал он, боится, что он попадет в засаду и погибнет при переезде реки, где приходится сбавлять скорость. Тогда Грей нашел третьего шофера, у которого при виде нового фургона загорелись глаза. Он был опытным водителем, но в душе своей оказался гонщиком. На свой страх и риск он помчался так, как будто был чемпионом мира по авторалли, и вскоре свалился вверх колесами в пятиметровую канаву, разбив фургон вдребезги и поранив себе голову.
Таким образом, все усилия снабжать экспедицию из Аддис-Абебы оказались тщетными. Было сделано несколько самолетных рейсов, но и от них пришлось отказаться — опасность быть сбитым стала слишком реальной для летчика. В результате повар Кабете был вынужден обходиться местной козлятиной.
Прибыв в лагерь, я застал Грея и Кимбела в прекрасном настроении, несмотря на все эти неурядицы. Кимбел без конца болтал. Он рассказывал мне о челюсти, найденной по ту сторону реки. Ее принес в лагерь афарский мальчуган. Слушая разговоры взрослых о том, какие кости больше всего ценят «эти сумасшедшие иностранцы», он сам научился распознавать челюсти гоминид.
Мальчик нашел правую половину нижней челюсти со всеми зубами — действительно превосходный образец. Он сказал, что вторая половина осталась на том берегу; он знает, где она находится, и покажет это место Кимбелу, если его возьмут на работу помощником повара. После полудня Кимбел и Николь Паж перешли вброд реку, и через полчаса мальчик привел их ко второй половине челюсти. Сложенные вместе, обе половинки составили замечательную находку, одну из лучших в хадарской коллекции.
Другим важным результатом полевого сезона 1976–1977 года было открытие каменных орудий в Хадаре. Они были найдены одной из сотрудниц Мориса Тайеба, французским археологом Элен Рош, которая подобрала несколько таких орудий прямо на склоне глубокого оврага в трех милях от лагеря. К сожалению, ей пришлось уехать во Францию раньше, чем она успела тщательно изучить эту необычайно важную находку. Таким образом, лагерь остался без археолога — без специалиста, который мог бы исследовать орудия и судить по ним о вероятном образе жизни ранних гоминид. Поэтому я спросил Тайеба, не будет ли он возражать, если я приглашу на несколько недель другого археолога. Я имел в виду молодого новозеландца по имени Джек Харрис, очень способного археолога, который занимался анализом каменных орудий, когда работал в Кооби-Фора под руководством Айзека Глинна и Ричарда Лики. Согласие Мориса мне нужно было потому, что французы считают себя экспертами в археологии Хадара. Морис знал Харриса и высоко отзывался о нем. Поразмыслив, он решил, что присутствие в экспедиции археолога не француза может принести определенную пользу, и не стал возражать против моей идеи.
