времени, а может быть и все время, они проводили на земле, бродя по высохшей, поросшей кустарником саванне, которая, вероятно, мало чем отличалась от нынешних южноафриканских степей (вельдов). «Как им удавалось выжить?» — размышлял Дарт. Дело в том, что в отличие от других обитателей саванн — павианов — его гоминиды не имели крупных клыков и наверняка не могли так же ловко карабкаться на деревья и отвесные скалы. А ведь им не меньше, чем павианам, угрожало нападение крупных хищников. Как им удавалось защитить себя?
С помощью оружия — такой ответ подсказывала необычная коллекция разбитых черепов павианов. По мнению Дарта, австралопитек из Макапансгата был жестоким маленьким созданием, которое сумело уцелеть в окружавшем его враждебном мире только потому, что смогло развить свои кровожадные инстинкты благодаря использованию оружия. Дарт писал: «Австралопитек вел суровую жизнь. Он безжалостно убивал своих соплеменников и поедал их, так же как и других животных, молодых или старых. Он питался мясом и потому должен был при всякой возможности овладевать добычей, а потом день и ночь охранять ее от других хищников».
Чтобы утвердить за австралопитеком репутацию свирепого вооруженного маленького убийцы, нужно было найти его оружие. Долгие годы Дарт искал каменные орудия, но так и не нашел ни одного. Тогда он стал изучать найденные в Макапансгате кости животных и пришел к выводу, что среди них было необычно много длинных костей с тяжелыми расширенными концами, рогов антилоп, нижних челюстей с сидящими в них крупными зубами. «Это и есть, — объявил Дарт, — оружие австралопитека: он выбирал среди множества костей подходящие и приносил в пещеру». От них-то и пошли в дальнейшем всевозможные дубинки, кинжалы, скребла, пики, пилы. Для этой не связанной с камнем культуры Дарт придумал название остеодонтокератическая, т. е. «костно-зубо-роговая».
За двадцать или тридцать лет, которые прошли с тех пор, как Дарт объявил о существовании остеодонтокератической культуры, наука узнала так много нового о способностях австралопитеков и их вероятном образе жизни, что нынешние антропологи при упоминании этого термина испытывают нечто похожее на неловкость. Они высоко оценивают блестящее открытие Дарта — описание первого австралопитека, но не могут согласиться с более поздней ошибочной гипотезой.
Антропологии вдвойне не повезло: Дарт, находясь в зените своих остеодонтокератических домыслов, случайно встретился с приехавшим в Африку американским журналистом, покойным Робертом Ардри. Тот обладал живым воображением, и его сразу же увлекла нарисованная Дартом картина жизни предковых форм, чья пугающая склонность к убийству себе подобных резко отделяла их от других живых существ. Ардри пессимистично смотрел на современное человечество, и ему показалась очень заманчивой мысль о связи наших самых худших наклонностей, находящих свое отражение в убийствах и войнах, с инстинктами предков. А по представлению Дарта, все как раз и началось с австралопитековых, которые стали систематически приканчивать павианов.
И здесь, к сожалению, начинается антропология по аналогии. Ардри охотно признавался, что он не знаток ископаемых форм и не может отличить плечевой кости от большеберцовой. Однако он утверждал, что знает статистику. Когда Дарт показал ему, сколько черепов в коллекции было разбито сходным образом — гораздо больше, чем, казалось бы, можно объяснить случайным совпадением, — Ардри тут же уверовал в новую теорию. Он опубликовал увлекательную, но плохо обоснованную с научной точки зрения книгу «Африканский генезис», которая стала бестселлером и так прочно внедрила во многие умы представление об обезьянах-убийцах, что с ним приходится встречаться и по сей день. «Материалы, собранные Дартом, — писал Ардри, — позволяют считать хищных австралопитековых несомненными предшественниками человека и вероятными авторами его постоянного спутника — смертоносного оружия».
Между тем предполагаемая охота на павианов кажется маловероятной. Павиан — настолько осторожное и быстрое животное, что поймать его в результате погони для человека почти невозможно, не говоря уж о том, чтобы убить ударом в определенную часть головы. Едва ли можно представить себе, чтобы павиан с готовностью сидел и ждал, когда праворукий австралопитек тюкнет его в левую половину головы, как, видимо, думал Ардри.
Ардри приводит еще один случай «намеренного вооруженного нападения». На небольшом кусочке черепа молодого австралопитека «были обнаружены два маленьких округлых отверстия, разделенные расстоянием около дюйма. Это не могли быть следы зубов какого-либо животного — ни у кого из хищников клыки не посажены так близко друг к другу… Живому австралопитеку три четверти миллиона лет назад был чем-то нанесен удар. И не один раз. Его ударили дважды».
Фрагмент черепа с двумя отверстиями привлек к себе внимание Ч. К. Брейна, опытного геолога, директора Трансваальского музея. По его мнению, убийцами австралопитековых были скорее всего не их собственные сородичи, а хищные звери — возможно, леопард. Отверстия на черепе показались ему подозрительно похожими на следы зубов. Однако он не стал пускаться в умозаключения, а вместо этого измерил расстояние между острыми и тонкими нижними клыками у ряда хищников, которые в ту эпоху были обычны в Южной Африке: львов, леопардов и более мелких кошек. Отверстия на черепе соответствовали расположению зубов у леопарда.
У Брейна появились еще кое-какие соображения относительно леопардов. Он знал, что эти животные затаскивают свою добычу на деревья и остаются там, пожирая ее в течение нескольких дней. Они съедают мясо, а кости падают на землю. В сухой местности, подобной южноафриканским вельдам, деревья часто растут возле расщелин в доломитово-известняковой породе, которые ведут в пещеры или сами уже превращаются в них. Нередко в таких пустотах скапливается дождевая вода, и они становятся небольшими резервуарами, питающими деревья, которые могут дотянуться корнями до живительной влаги. По этой-то причине деревья и разрастаются здесь; обычно они самые мощные во всей округе — ведь по сравнению с соседними эти деревья находятся в лучших условиях. Их и выбирают леопарды в качестве идеального места для хранения своей добычи. На протяжении тысячелетий вокруг входа в пещеру деревья росли, погибали и вырастали снова, и леопарды, поколение за поколением, втаскивали на них свою добычу, а кости, принадлежавшие разным животным, падали вниз, в пещеру. Среди них могли быть и кости гоминид.
Такая версия, по мнению Брейна, лучше объясняла присутствие в известняковой пещере множества костей животных и малого числа остатков гоминид, чем гипотеза Дарта, согласно которой кости животных служили оружием, а расколотые черепа принадлежали жертвам хищных австралопитековых. Но ученый на этом не остановился. Он исследовал несколько тысяч козьих костей, собранных вокруг готтентотских деревень. Эти кости, выброшенные людьми после того, как мясо было съедено, а затем обглоданные собаками, существенно не отличались от тех, что были найдены в Макапансгате, где добычей могли воспользоваться сначала крупные хищники, а после них гиены. Были ли первоначальными хищниками гоминиды? Брейн этого не знал. Своей работой он смог лишь показать, что выводы Дарта о дубинках, пилах и раздробленных черепах, скорее всего, ошибочны.
Другие исследователи высказали предположение, что кости могли быть собраны гиенами. Эти животные действительно таскают за собой кости, которые они обгладывают и даже съедают. У них необыкновенно мощные челюсти и сильнейшие пищеварительные соки. Они с аппетитом разгрызают небольшие косточки, которые, пройдя через пищеварительный тракт, появляются в виде беловатых фекалий. Но чтобы гиены прятали запасы костей в пещерах? Ведь большие пещеры обычно не служат для них жильем. В целом аргументы в пользу гиен кажутся натянутыми; более правдоподобно выглядит версия с леопардами.
