Официально план «присоседиться» к «Американ» принадлежал Элвису; на самом деле эту идею ему подсказали члены его окружения, которые, как обычно, отошли в тень, едва он высказал ее сам. Фелтон Джарвис сразу же поддержал опыт, который бы позволил обновить имидж певца. Встречу с Моманом назначили на 13 января 1969 года; того привлекала мысль добавить Элвиса в свою «коллекцию охотничьих трофеев», хотя он и не ждал от этих сеансов слишком многого. На его взгляд, к тридцати четырем годам Пресли превратился в бывшую звезду рок-н-ролла, и его шансы ворваться на вершину хит-парадов были весьма невелики, однако сумма, выложенная Ар-си-эй, существенно поправила бы его финансовые дела. «Элвис не был лучшим певцом в мире, — поясняет Моман, — но он обладал своим звучанием, а это самое главное».

Впервые со времен «Сан Рекордз» Пресли записывался в своем городе. Возвращение к истокам прошло тем проще, что в оркестре «Американ» состояли несколько хорошо знакомых ему музыкантов. Например, ударник Джин Кристман, долгое время работавший с Джерри Ли Льюисом, или гитарист Регги Янг и органист Бобби Эммонс — два бывших столпа «Билл Блэк Комбо». Несмотря на ларингит, из-за которого Элвис не мог петь почти половину из запланированных для записи одиннадцати дней, это была одна из самых продуктивных творческих серий в его карьере как по количеству, так и по качеству.

Все началось по традиционной схеме, в присутствии нескольких его подручных, готовых хвалить и успокаивать, если потребуется. Тут же маячил Фредди Бинсток, специально приехавший из Нью-Йорка с обычным грузом баллад и бесцветных песенок, созданных по шаблону. Помня об успехе «Когда я мечтаю», Элвис не собирался подчиняться конвейеру, загубившему его певческую карьеру, и хотел взять инициативу в свои руки, лично подбирая репертуар, — ему и раньше не стоило отказываться от этой прерогативы.

Приняв некоторые предложения Бинстока, он все же выразил желание возобновить связь с миром Юга, которому был обязан первоначальным успехом, и приступил к работе над песней «Long Black Limousine» («Длинный черный лимузин»). Эта история любви в мрачной обстановке, вполне в духе хиллбилли, идеально подходила исполнителю «Отеля, где разбиваются сердца», который сразу показал, что его талант не пострадал ни от времени, ни от стратегических ошибок полковника.

Добротность «Оркестра с Томас-стрит, 827» помогла добиться качественного результата даже в композициях, навязанных Бинстоком, но избегнувших банальности благодаря атмосфере, создаваемой оркестром. Нельзя не испытать чувства признательности к Чипсу Моману, который ловко и твердо руководил Элвисом, стараясь изолировать певца от его окружения. «Когда я сказал ему, что он сфальшивил здесь и здесь, его приспешники чуть не упали в обморок», — вспоминает он со смехом. По своему обыкновению, он стремился к простоте и сосредоточился на взаимодействии между певцом и оркестром, собираясь впоследствии добавить к лучшей записи бэк-вокал и духовые. Последние сыграли принципиальную роль: трубач Уэйн Джексон, саксофонист Эндрю Лав и тромбонисты Джек Хейл и Эд Логан усилили звучание соул.

Элвису очень нравился столь продуманный подход, к нему вдруг вернулось давно позабытое воодушевление, он взялся за работу с пылом, подогретым годами разочарований. Атмосфера была что надо, и к тому же в последний вечер Пресли даже смог встретиться с Роем Гамильтоном, получив от этой встречи несказанное удовольствие. Бывший когда-то его кумиром, Гамильтон перебросил мост от госпела к эстраде, поставив изощренность своей вокальной техники на службу отшлифованному ритм-энд-блюзу, доступному широкой публике. Гамильтон записывал в «Американ» свой альбом, и Элвис от щедрот своих подарил ему одну из песен, которую собирался исполнить сам, — в нем проснулся бывший фанат. Они пообещали друг другу поддерживать связь, но это так и осталось добрым пожеланием: через несколько месяцев Гамильтон скончался от сердечного приступа.

Несмотря на проблемы с горлом, Элвис смог записать два десятка песен, среди которых выделялись композиции Мака Дэвиса. Давний поклонник Пресли, родом из Техаса, он уже снабжал его весьма средненькими сочинениями — например, совсем недавно, для фильма «Чарро!», но Чипе Моман связался с ним, намереваясь получить песни, способные лучше раскрыть потенциал Элвиса. Помимо «Don’t Cry, Daddy» («Не плачь, папа»), напомнившей ему о Глэдис, Элвис ухватился за песню «In the Ghetto» («В гетто»): вслед за «Когда я мечтаю» эта «песня протеста» обличала атмосферу социальной и расовой несправедливости, против которой громко протестовала прогрессивная американская молодежь.

Пресли был убежден, что такая песня сблизит его с поколением почитателей Боба Дилана или Саймона и Гарфункеля; чисто по-человечески он разделял идеи песни «В гетто» и не заставил себя упрашивать, когда Моман подтолкнул его действовать решительно, несмотря на мрачную физиономию Бинстока, который должен был следить за безобидностью репертуара.

Другой важный момент этого сеанса работы с «Американ» произошел в последнюю ночь, на рассвете 23 января, когда Элвис уже собирался уходить из студии, отправляясь в отпуск вместе с семьей. В запасниках Чипса Момана хранилась песня под названием «Suspicious Minds» («Подозрительные умы»), в которую он крепко верил. «Придворные», бывшие рядом той ночью, разделяя мнение Момана, наперебой побуждали Элвиса попытать счастья, и операция завершилась на бравурной ноте, дав весьма многообещающий результат. Ликующий Пресли даже поделился впечатлениями с репортером из «Коммершиал Апил», явившимся взять у него интервью: «Просто здорово работать в студии, как эта. — И тотчас обернулся к ее руководителю: — Похоже, у нас есть несколько хитов, правда, Чипе?» Моман не скрывал своего удовольствия и охотно ответил комплиментом на комплимент: «Элвис — один из самых трудолюбивых артистов, каких я только знаю. Когда он работает, он него так и пышет энергией и воодушевлением».

Прежде чем вылететь в Колорадо, чтобы отметить там первый день рождения дочери вместе с Присциллой, Элвис уговорился с Моманом снова встретиться в студии «Американ» с «Оркестром с Томас- стрит, 827» во второй половине февраля. В тот раз удастся записать четырнадцать новых песен в такой же атмосфере трудолюбия и добросовестности, как и во время январских сеансов.