подарков и обручальных колец и были признаны мужем и женой.

Так пересеклись наши судьбы — судьбы двух людей с совершенно разным прошлым, с абсолютно разными характерами — и постепенно стали одной судьбой. Как чертик из волшебного ящичка, выскочила Лиля, соединила наши руки для долгой жизни и сразу же исчезла, пропала, как будто бы ее и не было. Она позвонила мне только месяцев через семь и, не спрашивая даже, как я живу, спросила: «Ну, вы поженились?» И на мой растерянный утвердительный ответ, рассмеявшись, сказала: «Ну я так и знала, я же тебе говорила!» И снова исчезла, на этот раз на долгие годы. В этом проглядывала какая-то мистика!

Мой муж — Эльбрус Александрович Гутнов, был человеком по-своему ярким и неординарным. Он пропустил через свой разум и свою душу все превратности нашей революции, испытал все радости и горести, которые она принесла народу. Осетин по национальности, он принадлежал к тому красивому и гордому народу (как я потом убедилась), который до Октябрьской революции жил еще в условиях феодализма. Он родился в горах Кавказа, в Куртатинском ущелье, которое у осетин считалось наиболее чистой в этническом отношении частью Осетии, сохранявшей кровь и гены (это я говорю современными словами) своих предков, северных иранцев — аланов. Отец его, бедный крестьянин, имел шестнадцать детей, Эльбрус был самым младшим.

С трудом добывая свой хлеб на скудной горской земле, отец Эльбруса еще до революции переселился в город Владикавказ и стал рабочим. Сам малограмотный человек, он пользовался огромным авторитетом старейшины среди своего родственного клана и стремился всем, чем мог, помочь своим сыновьям получить хоть какое-то образование. Я успела познакомиться с ним в том же 1934 году, когда Эльбрус повез меня на Кавказ. Это был высокий, худой, красивый старик, лет семидесяти пяти, с черными еще волосами и седеющей бородой, носивший черкеску и папаху. В нем проглядывало одновременно что-то строгое и ласковое; в его чертах сквозила глубокая народная мудрость. Хотя я и не была осетинкой, а в то время такие браки встречались в Осетии в штыки, он принял меня приветливо, не укорял Эльбруса, видимо понимая его и подчиняясь духу времени.

Во всем его облике было какое-то внутреннее благородство, я бы даже сказала, врожденная интеллигентность, перешедшая ко всем его сыновьям, кроме одного. Недаром никому из них он не помешал идти своей дорогой и выйти в люди. Его старший сын Евгений[11] стал рабочим, квалифицированным наборщиком, сначала во Владикавказе, потом в Петербурге, куда переехал. Он был революционером, социал-демократом. В период реакции его арестовали, выслали, но он из ссылки бежал за границу — в Германию. Грамотный, умный, умелый, он быстро освоился на новом месте, выучил немецкий язык, работал сначала наборщиком, потом сам завел небольшую типографию, где печатал русскую революционную литературу. Потом от революции отошел, женился на немке и, как считал Эльбрус, омещанился; хотя и после Октябрьской революции Евгений продолжал печатать русскую литературу, как советскую, так и эмигрантскую, а также книги на осетинском языке. Он пережил в Германии фашистскую диктатуру, войну и много позже прислал Эльбрусу пару писем, а затем исчез, видимо, ушел в небытие. Я его никогда не видела.

Второго брата, Кирилла, мне еще довелось узнать. Очаровательный, красивый, исключительно благородный человек, он также стал квалифицированным полиграфистом, занимал важное место в центральной газете Орджоникидзе (бывшего Владикавказа), был коммунистом, преданным партии и революции, но его расстреляли по лживому доносу в 1937 году.

На долю Эльбруса выпало нелегкое детство. Бедность, частая нехватка хлеба, шлепки старой, всегда раздраженной матери. Когда ему пришло время учиться, Евгений чтобы облегчить для семьи бремя и устроить его будущее, забрал брата с собой в Петербург, рассчитывая устроить его там в гимназию или в профучилище.

Однако арест и высылка сорвали эти планы. Товарищи Евгения отправили мальчика домой к отцу. Во Владикавказе он закончил четырехклассное городское училище. В это время началась революция. В четырнадцать лет Эльбрус вступил в комсомол, записался добровольцем в ЧОН — Чрезвычайный отряд особого назначения[12], боровшийся с белыми. Для него, бедняка по рождению, не было вопроса, на чью стать сторону. И пока война на Северном Кавказе не завершилась, он оставался в этом отряде вместе со старшим и еще одним братом, которого белые изрубили на его глазах. Будучи взят в плен, Эльбрус чуть не погиб и сам, но его освободил отряд красноармейцев. К шестнадцати годам это был уже закаленный боец и убежденный революционер. Примерно тогда же он вдруг стал рисовать чем попало и где попало. Командир отряда это заметил. Как рассказывал сам Эльбрус, после победы Красной Армии во Владикавказе состоялся огромный митинг во главе с Кировым и Орджоникидзе, и последний вдруг спросил у командира: «Где тот парень, что хорошо рисует?». Командир позвал Эльбруса. В его планшетке были рисунки. «Покажи», — сказал Серго. Эльбрус, смущаясь, показал. Орджоникидзе их долго рассматривал, а затем, потрепав его по плечу, сказал: «Вот что, парень, сдавай оружие. Война здесь кончилась, тебе надо учиться. Отправляйся в Москву к товарищу Луначарскому. Он набирает способных ребят из национальных республик для учебы за границей, а если не подойдешь, то — в Москве. Я тебе дам направление и — поезжай». Для Эльбруса это было неожиданным и фантастическим предложением. Идя на гражданскую войну, он не спрашивался у отца, теперь же пришел к нему за советом. Отец, как рассказывал Эльбрус, сказал ему: «Сынок, мне горько отпускать тебя в далекие страны, но я не смогу дать тебе того, что тебе нужно; поезжай, может быть, там найдешь свое счастье, научишься, чему хочешь».

И с направлением за подписью Серго Орджоникидзе Эльбрус поехал в Москву. Тем временем его брат Евгений из Германии стал писать в Наркомпрос, чтобы Эльбруса прислали к нему на учебу. Так эти два потока встретились в Москве. В то время нравы были просты. Он без труда попал к Луначарскому. Тот, посмотрев его рисунки, сказал: «Поедешь учиться в Германию, но так как ты из национальной республики, нужна виза Наркомнаца — И.В.Сталина. Вот письмо, пойди к нему». Столь же просто Эльбрус прошел и к Сталину, тогда еще не ставшему «великим». Поговорив с ним недолго и посмотрев его рисунки, Иосиф Виссарионович наложил свою визу, сказал, где получить деньги и обмундирование, и благословил его на учебу в Германии. Эльбрус, шестнадцатилетний мальчишка, сел в Петрограде на пароход и в 1921 году, не зная ни слова по-немецки, отправился в Германию, тогда единственную более или менее дружественную нам страну на Западе. Если бы он знал тогда, как дорого придется платить за эту авантюру всю жизнь, он, может быть, от нее отказался бы. Но он этого не знал и даже не мог этого себе вообразить, как и те, кто посылал его в дальний путь.

Пароход отчалил от родного берега и повез его в неизвестность. Так началось его большое и трудное плавание по жизни. Прожив в Германии до 1928 года, а затем еще побывав в этой стране в 1931 году, он выучил в совершенстве немецкий язык, окончил полиграфическое училище по отделению оформления книг, а затем поступил в Берлинскую академию художеств, где учился у таких известных в то время профессоров-графиков, как Орлик и Кокошка. Окончив академию с отличием по специальности «художественная графика», получил в качестве премии право на бесплатную поездку в Италию и Францию. Так он одновременно стал полиграфистом и художником.

Живя в Германии, Эльбрус подрабатывал в типографии своего брата, одно время жил у него и в результате приобрел навыки опытного наборщика, метранпажа, оформителя книги. Там же, в Берлине, стал членом КПГ, что соответствовало убеждениям его революционной юности и темпераменту. Хотя он никогда прямо не говорил об этом, но, по некоторым его намекам, полагаю, что он выполнял и некоторые разведывательные функции для СССР, так как жил в Германии не под своей фамилией, а в качестве немца. К концу его пребывания в Германии начал поднимать голову фашизм. Будучи членом КПГ, Эльбрус успел принять самое активное участие в схватках коммунистов с фашистами во время митингов и демонстраций. Озорной и отчаянный, он вместе со своими товарищами выкидывал немало штучек. Он рассказывал мне, как во время очередной избирательной кампании в рейхстаг, вместе с товарищами привязал на одной из центральных площадей Берлина барана, прикрепив к его рогам свастику и надпись: «Голосуйте за меня!» В другой раз мой будущий муж прославился тем, что при очередном разгоне коммунистической демонстрации или митинга в отличие от аккуратных немцев, убегавших от полиции по дорожкам сквера, побежал по газону, на который полицейские не осмелились ступить, и таким образом скрылся от преследования.

После всех этих подвигов в 1928 году Эльбрус был отозван в Москву. Здесь он работал сначала в Первой Образцовой типографии, а затем, когда я с ним познакомилась, — в Моспартиздате, где возглавлял отдел оформления книги, получая партмаксимум: триста рублей, что считалось относительно высокой