Эрихович спросил его однажды, читал ли он романы писателя Берроуза о марсианах, и очень удивился, что он читал, поскольку Берроуз был известен исключительно благодаря своим книжкам о приключениях Тарзана. Академик Глушко говорит: «Что особо обращало на себя внимание, когда вы знакомились с Георгием Эриховичем, это прежде всего собранность, аккуратность и в облике и в работе, четкость и в работе и в мышлении. Георгий Эрихович был блестящим оратором, владел литературным языком, и его выступления приятно было слушать. А еще лучше он писал».Глушко и Лангемак были соавторами книжки «Ракеты, их устройство и применение», изданной в 1935 году. Идея такой книжки, обобщающей весь опыт исследований в области ракетной техники, принадлежала Петропавловскому. Он разработал ее план, начал писать, но смерть оборвала эту работу. Книгу написали его товарищи: Лангемак взял на себя раздел о твердотопливных ракетах, Глушко – о жидкостных. Перельман называл эту книжку превосходной. Журнал «Техническая книга» напечатал рецензию под заголовком «Лучшая книга о ракетах». Петропавловский был практиком с теоретическим уклоном, Лангемак – теоретиком с практическим. Ракетный двигатель для него – не машина из фантастических романов, а машина вполне «земная», для постройки которой надо знать и металловедение, и сопромат, и теорию теплопередач, и многие другие, вовсе не таинственные, вещи. И двигатель этот имеет вполне конкретные «земные» границы применения, «которые послужат для него ступенью для выхода на более широкую арену», как говорилось в книге, которую авторы посвятили памяти Б. С. Петропавловского. В книге нет ни слова о межпланетных путешествиях. В лучшем случае в ней говорится о «завоевании стратосферы», о «сверхдальней стрельбе». Да, в ГДЛ редко говорили о космосе. И пройдет много лет, прежде чем выявится и определится связь всех этих ленинградцев с великими свершениями космического века, прежде чем предстанут эти люди дружной бригадой строителей последних, самых трудных километров дороги на космодром.

В начале 1931 года молодой московский авиаинженер Сергей Павлович Королев решил во что бы то ни стало построить совершенно новый ракетный летательный аппарат. Называл он его ракетопланом. Собственно, если быть точным, и строить его было не надо. Точнее, его надо было собрать. У авиаконструктора Бориса Ивановича Черановского был планер «летающее крыло» – конструкция без хвоста, на которую очень удобно было бы установить ракетный двигатель. У инженера Фридриха Артуровича Цандера такой двигатель как раз был. Вернее, пока еще не было. Пока был маленький опытный реактивный моторчик, переделанный из паяльной лампы, которую он испытывал в бывшей кирхе, наполняя ее готические своды оглушительным шипением. Но даже короткого знакомства с Цандером было достаточно, чтобы Королев понял: это человек одержимый, остановить его невозможно и двигатель для ракетоплана он сделает. Правда, ни Черановский, ни Цандер не были вначале в восторге от предложения Королева. Черановский вообще был человеком недоверчивым, а тут и доверять-то было еще нечему: двигателя не существовало. Отдавать Королеву планер Борису Ивановичу не хотелось. Да и Цандеру его двигатель очень был нужен для лабораторных исследований, для подтверждения всех его расчетов, для проверки идей, заложенных в его межпланетный корабль. Но упорный черноглазый парень наседал на них с такой энергией, азартом и красноречием, что оба согласились в конце концов с Королевым: а вдруг действительно полетит?

Королев понимал, что построить ракетопланер так, как строил он до этого планеры – дома, в сараюшках, охотясь по всей Москве за каждым куском фанеры и лоскутом перкаля, – не удастся. Это уже серьезная работа, а каждая серьезная работа требовала серьезной организации. Когда он заговаривал об этом с Цандером, тот сразу начинал радостно кивать головой:

– Да, да, вы совершенно правы. Межпланетный полет невозможен без специальной организации. Нужны станки, нужны испытательные стенды…

Жидкостный ракетный двигатель Цандера.

Королев вздыхал: как убедить этого человека, что стоит ему только заговорить о межпланетном корабле, и ни о каком финансировании, штате, помещении и станках уже никто с ним говорить не будет. Предлагать надо не межпланетный корабль, а нечто всем понятное, доступное, осуществимое в самом ближайшем будущем. Нужен некий ракетный центр, в котором будут и ракетоплан, и пороховые снаряды для армии, и ракеты на жидком топливе. Такой центр объединит людей, увлеченных ракетной техникой. Не страшно, что увлечения разные, главное – собраться вместе. Такие люди есть. В ЦАГИ работает Юрий Победоносцев, он увлечен идеями Цандера, думает о ракетах, которые могли бы использовать кислород атмосферы. Михаил Тихонравов – они знакомы по планерным слетам в Крыму, вместе работали в авиационном КБ, – он хочет сделать ракету на жидком топливе. Да только крикни, и народ прибежит – у Циолковского теперь много единомышленников.

Вечерами на Александровской улице, неподалеку от Марьиной рощи, в квартире, где с матерью и отчимом жил Королев, собирались московские ракетчики, а точнее, те, кто хотели стать ракетчиками. Мария Николаевна, мама Сергея Павловича, приносила чай. Королев отодвигал стакан, не до чая ему было.

– Если мы будем ждать, пока нашу организацию оформят и узаконят, мы прождем до лета, – горячо говорил Сергей Павлович. – Надо сделать по-другому. Прежде всего требуется найти помещение, где мы могли бы начать работу. Тогда мы скажем в Осоавиахиме: «Вот мы, мы уже существуем. Вот что мы уже сделали, а вот что собираемся сделать». И только так!

Цандер грел о чайный стакан тонкие бледные пальцы и молча кивал.

Потом сказал задумчиво:

Видите как, помещение будет найти довольно трудно… Кто нам даст помещение? – Он слегка, непередаваемо буквами, ломал русскую речь, иногда странно строил фразы, говорил по телефону: «Алло, здесь говорит Цандер…»

Королев даже вскочил:

Да никто не даст нам помещение! И не ждите, Фридрих Артурович, что вам принесут ключи и скажут: «Въезжайте, ради бога». Помещение надо не ждать, а брать. Найти и брать!

Победоносцев одобрительно хихикнул.

А не всыпят нам? – с улыбкой спросил Тихонравов.

Не знаю, – Королев засмеялся. – Но давайте рискнем…

Поиски помещения были организованы на «научной основе»: Королев на плане разделил всю Москву на участки. Каждый получил свой район поисков. Ходили по улицам, по дворам, выспрашивали дворников. И вот здесь Королев вспомнил о подвале бывшего виноторговца в доме на углу Орликова переулка и Садово-Спасской, в котором работали конструкторы планерной школы МВТУ. Когда Королев пришел в подвал, там валялась только рваная оболочка аэростата, вытащить которую было довольно трудным делом.

Но главное, подвал был пуст, и из подвала выселить их не могли: Королев быстро разузнал, что формально подвал находился в ведении Осоавиахима.

Теперь у них было помещение. Пусть запущенное, без света, но помещение!

Ремонтировали, белили, тянули проводку – все сами.

И очень скоро полюбили его, этот холодный подвал, навсегда вошедший в историю космонавтики. Все бывшие сотрудники московской ГИРД единодушно утверждают, что точную дату ее образования назвать