Это только у меня в книжке, как я ни стараюсь, получается вроде бы совсем прямая дорога от Икаровых крыльев к космической ракете. В жизни только глупость растет прямо, а каждая здравая мысль непременно изгибается, ветвится, переплетается с ошибками. И я очень не хочу, чтобы вы меня так поняли: задумали, мол, летать на лебедях, видят – не получается, начали придумывать ракету. Самое интересное, что лебеди и ракеты существовали одновременно, а случалось – принадлежали одному и тому же автору.
Отыскать начало попыток человека подняться в небо с помощью некоторого механизма, а не мускульной силы – своей или животных – тоже нелегко. Древний историк Страбон писал об античном племени карнобатов. Перевод названия получается какой-то странный – «ходящие в дыму». Позднее, уже в нашем веке, весьма вольно трактуя туманные намеки Страбона, о карнобатах писали как о предшественниках братьев Монгольфье с их воздушным шаром и даже более того – как о людях, которым был известен порох и которые предпринимали попытки послать в небо некую летательную машину. Что там было в действительности – никто не знает и вряд ли когда-нибудь узнает. У Гоголя в «Ночи перед рождеством», помните: «…через трубу одной хаты повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле». Чем наша ведьма хуже Страбоновых карнобатов? Короче, слишком много дыма, чтобы в нем можно было разглядеть что-нибудь действительно существовавшее.
Есть древние упоминания – полуфакты-полулегенды о некоем Архитасе Тирентском, который построил деревянного голубя, и тот летал; о великом мастере Иоганне Мюллере, известном всем средневековым механикам под именем Региомонтануса, который в XV веке в Нюренберге демонстрировал императору Фридриху IV муху и орла из металла, и они тоже летали. Ссылаясь на них, англичанин Уилкинс в 1640 году настаивал, что для полета на Луну требуется как раз некий механический экипаж, а никакие не птицы.
По мере того как старания ученых привлекали на службу человеку все новые и новые силы природы, увеличивался и арсенал средств, пригодных для полета. В сороковых годах XVII века Эванджелиста Торричелли ставит свой редкостный по убедительности и простоте опыт с ртутью, чашкой и запаянной с одного конца трубкой. «Опыты с несомненностью доказывают, что воздух имеет вес…» – записал Торричелли. Он был человеком страстей необузданных, славился любовными похождениями, обожал дружеские пирушки, здоровья своего не щадил и умер рано – 39 лет. Побереги он себя, он вполне бы мог познакомиться с интересной работой своего соотечественника – профессора математики в университете итальянского города Феррары Франческо де Лана-Терци. Профессор-иезуит знал, что объем шара, если его увеличивать, растет быстрее, чем его поверхность. Раз воздух имеет вес, значит, можно сделать такой шар, который будет весить меньше, чем воздух в нем. И если весь этот воздух выкачать, создать в шаре вакуум, – шар взлетит!
Не знаю, пытался ли Лана-Терци построить свой летательный аппарат, если пытался – жаль: работу он делал зряшную. Безупречная логика шара Лана-Терци лопается в прямом и переносном смысле этого слова под действием земной атмосферы. Если бы ему и удалось отлить такой шар из стекла, как он предполагал сделать, то еще до того, как в шаре образовался бы вакуум, он бы лопнул под давлением окружающей атмосферы. Вакуум надо было заменить каким-нибудь другим газом, более легким, чем окружающий воздух.
Но до этого профессор не додумался. До этого додумались 5 июня 1783 года два брата из маленького городка Аннонэ на юге Франции. Фамилию их вы наверняка слышали – братья Монгольфье, которых считают изобретателями первого воздушного шара.
Впрочем, сильно сомневаюсь, что братья действительно были первыми. Во всяком случае, для таких сомнений есть немало оснований. В рязанском краеведческом музее видел я витрину, посвященную подьячему воеводской канцелярии в городе Переславле-Рязанском, который в 1731 году, за добрых полвека до братьев-французов, летал на воздушном шаре. Не удивлюсь, если завтра историки и архивисты отодвинут еще дальше от нас дату рождения аэростата.
Однако не будем вдаваться в подробности, ибо они грозят перетянуть нас из истории космонавтики в историю воздухоплавания. Растут они из одного семени, но дальше начинают ветвиться. История космонавтики по преимуществу есть, как мы увидим, история развития реактивного принципа движения. В истории воздухоплавания две главные ветви – аппараты легче воздуха и аппараты тяжелее воздуха. Далее и они начинают ветвиться. Так вот, о братьях Монгольфье я упомянул только в связи с открытием Торричелли.
Заставить работать вакуум – «торричеллиеву пустоту» – об этом мечтал не один Лана-Терци. Немец Киндерман был куда смелее в своих мечтах, чем итальянский иезуит. В 1744 году он описал путешествие пяти молодых людей на корабле, который влекут в небо шесть легких металлических шаров, внутри которых вакуум. Итальянец мечтал оторваться от Земли, а герои немца летят на Марс. На Марс за 39 лет до полета братьев Монгольфье!
Наверное, последним, кто предпринял воображаемое космическое путешествие на воздушном шаре, был человек, которого считают родоначальником приключенческой и фантастической литературы – американец Эдгар По. Его герой Ганс Пфалль, удирающий на Луну от кредиторов, кажется, последний простак, кто еще верит в беспредельность атмосферы Земли. Эдгар По поставил точку, чтобы другие начали с красной строки.
Исследования вакуума отнюдь не единственный пример возбуждения наукой человеческой фантазии. Тому примеров множество. Никто еще ничего не знает толком об электричестве, так, разрозненные наблюдения, заметки, догадки. Еще только начинает в далекой Америке Бенджамен Франклин писать свою азбуку электричества. Азбука в буквальном смысле – это он ввел такие термины, как разряд, заряд, батарея, проводник, конденсатор, обмотка. Азбуку, которой будут написаны труды Вольта, Ампера, Фарадея, Максвелла, Попова. Но все еще впереди. Работает пока, и очень плохо работает, одна из первых электрических машин уже помянутого нами магдебургского бургомистра Отто Герике, но никто еще и представить себе не может, какая выявится польза от этих электрических машин, и выявится ли, а француз Фоли в 1775 году описывает электрический аппарат, с помощью которого Сцинтилла, житель Меркурия, – прилетел на Землю.
Столь же малы и отрывочны сведения науки о магнетизме. В 1600 году англичанин Гильберт пишет труд «О магните, магнитных телах и великом магните Земли», собирает по крошкам все известные ему сведения, ставит примитивные опыты. А Джонатан Свифт, знаменитый автор «Путешествий Гулливера», описывает остров диаметром 7,2 километра, парящий над Землей при помощи магнитных сил. Люди, которым предстояло объяснить природу магнитного поля, еще и не помышляли тогда о своих опытах: Франклину было 20 лет, Ломоносову – 15.
К идее «приручения» земного магнетизма и использования его для полёта в мировом пространстве после Свифта возвращались много раз. Например, в конце XIX века англичанин Джон Эстор написал роман о путешествии на Юпитер и Сатурн трех ученых, космический корабль которых отталкивается от нашей планеты, каким-то образом трансформируя земной магнетизм.
Наука обгоняла фантазию, но фантазия тут же, едва дотронувшись до научных открытий, перегоняла науку в своих воплощениях ее достижений. Так было в давние времена, то же происходит и в наши дни: фотонные звездолеты летают пока только в романах фантастов.
Научная фантастика XIX века, века пара и электричества, века необыкновенных побед техники, изменила саму природу мечты о полете. Вера в технику безгранична. Русский писатель и философ, друг Пушкина, В. Ф. Одоевский со всей серьезностью говорит о космонавтике как о средстве борьбы с перенаселением нашей планеты. В будущем, которое он описывает, уже найден «способ сообщения с Луною; она обитаема и служит только источником снабжения Земли разными житейскими потребностями, чем отвращается гибель, грозящая земле по причине ее огромного народонаселения».
Адам Мицкевич пишет о постоянной связи между Землею и планетами и утверждает, что в 2200 году межпланетные полеты станут таким же привычным делом, как плавание по морю.
Александр Герцен свидетельствует: в сороковых годах русский изобретатель С. И. Астраков работал над проектом аппарата для полета на Луну, – до сих пор ничего больше не известно ни об этом проекте, ни
