характера их высших и низших правителей. Усердие могло усиливать суеверную ярость язычников, а благоразумие могло обезоруживать ее или смягчать. Множество разнообразных мотивов заставляло губернаторов провинций или усиливать, или ослаблять применение законов, и самым сильным из этих мотивов было их желание сообразоваться не только с публичными эдиктами, но и с тайными намерениями императоров, одного взгляда которых было достаточно, чтоб раздуть или погасить пламя преследования. Всякий раз, как в какой-либо части империи принимались против них строгие меры, первые христиане оплакивали и, может быть, преувеличивали свои страдания; но знаменитое число десяти гонений было установлено церковными писателями пятого столетия, которые имели более полное понятие и об успехах, и о бедствиях церкви со времен Нерона до времен Диоклетиана. Это вычисление было им внушено замысловатым сравнением с десятью египетскими язвами и с десятью рогами Апокалипсиса, а применяя внушенную пророчествами веру к исторической истине, они тщательно выбирали те царствования, которые действительно били самыми пагубными для христиан¹¹²). Но эти временные гонения лишь разжигали усердие верующих и укрепляли между ними дисциплину, а времена чрезвычайных строгостей вознаграждались гораздо более продолжительными промежутками спокойствия и безопасности. Одни императоры из равнодушия, а другие из снисходительности дозволяли христианам пользоваться хотя, быть может, и не легальной, но зато действительной и публичной терпимостью их религии.

Апология Тертуллиана заключает в себе два очень древних, очень странных и в то же время очень сомнительных примера императорского милосердия, а именно эдикты, изданные Тиберием и Марком Антонином и имевшие целью не только охранять невинность христиан, но даже опубликовать те поразительные чудеса, которыми засвидетельствована истина их учения. Первый из этих примеров представляет некоторые затруднения, способные привести скептика в недоумение¹¹³). Нас хотят уверить, что Понтий Пилат уведомил императора о несправедливом смертном приговоре, который был им произнесен над невинной и, по-видимому, божественной личностью, и что, не приобретая заслуги мученичества, он подвергал сам себя его опасностям; что Тиберий, выражавший презрение ко всяким религиям, немедленно возымел намерение поместить иудейского Месою между римскими богами; что его раболепный сенат осмелился не исполнить приказания своего повелителя; что Тиберий вместо того, чтоб обидеться этим отказом, удовольствовался тем, что оградил церковь от строгости законов за много лет перед тем, как эти законы были изданы, и прежде, нежели церковь успела получить особое название и самостоятельное существование; и наконец, что воспоминание об этом необыкновенном происшествии сохранилось в публичных и самых достоверных регистрах, которые ускользнули от внимания греческих и римских историков и сделались известны лишь африканскому христианину, писавшему свою апологию через сто шестьдесят лет после смерти Тиберия. Эдикт Марка Антонина будто бы был результатом его уважения и признательности за то, что он чудесным образом спасся во время войны с маркоманнами. Бедственное положение легионов, буря, кстати разразившаяся дождем и градом, громом и молнией, страх и поражение варваров - все это было прославлено красноречиём нескольких языческих писателей. Если в этой армии были христиане, то они, натурально, придавали некоторое значение горячим молитвам, которые они воссылали в минуту опасности и о своем собственном спасении, и о спасении всех.

Но памятники из бронзы и мрамора, императорские медали и колонна Антонина также уверяют нас, что ни монарх, ни народ не сознавали такой важной услуги, так как они единогласно приписывали свое спасение промыслу Юпитера и заступничеству Меркурия. В течение всего своего царствования Марк презирал христиан, как философ, и наказывал их, как государь¹¹⁴).

По какой-то странной игре случая, угнетения, которые они выносили под управлением добродетельного монарха, немедленно прекратились с восшествием на престол тирана, и как никто, кроме них, не пострадал от несправедливости Марка, так никто, кроме них, не нашел себе охраны в снисходительности Коммода. Знаменитая Марция, которая была его любимой наложницей, а в конце концов способствовала умерщвлению своего царственного любовника, питала странную склонность к угнетаемой церкви, и, хотя она, конечно, не могла бы согласить свою порочную жизнь с принципами Евангелия, она, однако, могла надеяться искупить слабости своего пола и своей профессии тем, что объявила себя покровительницей христиан¹¹⁵). Под благосклонным заступничеством Марции они провели в безопасности тринадцать лет жестокой тирании, а когда императорская власть перешла в род Севера, они завели семейную и более уважительную связь с новым двором. Император был убежден, что во время опасной болезни ему принес некоторую пользу - духовную или физическую - святой елей, которым его помазал один из его рабов. Он всегда относился с особым отличием к некоторым лицам обоего пола, принявшим новую религию. И кормилица Каракаллы, и его наставник были из христиан, и если этому юному монарху однажды случилось выразить чувство человеколюбия, поводом для этого послужило обстоятельство, ничтожное само по себе, но имевшее некоторую связь с христианством¹¹⁶). В царствование Севера неистовства черни были обузданы, суровость старых законов была на некоторое время отложена в сторону и губернаторы провинций довольствовались тем, что находившиеся в их ведомстве церкви ежегодно делали им подарки в уплату или в награду за их умеренность¹¹⁷). Споры о том, когда именно следует праздновать Пасху, вооружившие азиатских и итальянских епископов друг против друга, считались за самое важное из всех дел, возникавших в этот период отдыха и спокойствия¹¹⁸). И до тех пор не было нарушено внутреннее спокойствие церкви, пока все увеличивавшееся число новообращенных не обратило на себя внимания Севера и ие внушило ему нерасположения к христианам. С целью приостановить распространение христианства он издал декрет, который хотя и был направлен против одних новообращенных, но не мог быть в точности приводим в исполнение без того, чтоб не подвергать опасности и наказаниям самых усердных из христианских наставников и миссионеров. В этой смягченной форме гонения мы усматриваем кроткий дух Рима и политеизма, охотно допускавший всякое облегчение в пользу тех, кто придерживался религиозных обрядов своих предков¹¹⁹).

Но законы, изданные Севером, скоро исчезли вместе с властью этого императора, и вслед за этой случайной бурей настало для христиан тридцативосьмилетнее спокойствие¹²⁰). До этого времени они обыкновенно собирались в частных домах и уединенных местах, а теперь им дозволили воздвигать и освящать здания, приспособленные для богослужения¹²¹), приобретать покупкой, даже в самом Риме, земли для общественного пользования и публично выбирать церковных должностных лиц, причем они вели себя таким примерным образом, что даже обратили на себя почтительное внимание язычников¹²²^. Во время этого продолжительного спокойствия церковь держала себя с достоинством. Царствования тех монархов, которые были родом из азиатских провинций, оказались самыми благоприятными для христиан; выдающиеся представители секты, вместо того, чтоб вымаливать покровительство рабов и наложниц, допускались во дворец в качестве священнослужителей и философов, а их таинственное учение, уже успевшее распространиться в народе, мало-помалу привлекло на себя внимание их монарха. Проезжая через Антиохию, императрица Маммея выразила желание познакомиться со знаменитым Оригеном, который приобрел себе на востоке большую известность своим благочестием и своей ученостью. Ориген воспользовался столь лестным для него приглашением, и хотя он не мог рассчитывать на обращение в христианство этой хитрой и честолюбивой женщины, однако она с удовольствием выслушала его красноречивые увещевания и с почетом отправила его в его палестинское уединение¹²³). Чувства Маммеи разделял ее сын Александр, и философское благочестие этого императора выразилось в странной, но неблагоразумной манере чтить христианскую религию. Он поместил в своей домашней капелле статуи Авраама, Орфея, Аполлония и Христа в знак должного уважения к этим почтенным мудрецам, научившим человечество различными способами выражать свою покорность перед верховным и всеобъемлющим Божеством ¹²⁴>. В его дворце открыто исповедовалась более чистая вера и открыто совершалось более чистое богослужение. При его дворе, может быть, впервые стали показываться епископы, а после смерти Александра, когда ярость бесчеловечного Мак-симина обрушилась на любимцев и служителей его несчастного благодетеля, множество христиан всякого звания и обоего пола погибло в том неразборчивом избиении, которое, благодаря им, было ошибочно названо гонением¹²⁵).

Несмотря на жестокий нрав Максимина, результаты его ненависти к христианам имели местный и временный характер, а благочестивому Оригену, который был сослан в качестве обреченной на смерть жертвы, еще было суждено и впредь поучать монархов евангельским истинам¹²⁶). Он написал несколько назидательных писем к императору Филиппу, к его жене и его матери, и лишь только этот родившийся неподалеку от Палестины государь захватил императорскую власть, христиане приобрели себе