стихла, а успехи савеллиан перестали наводить ужас на церкви римскую, африканскую и египетскую, поток богословских мнений направился тихо, но непреклонно к противоположной крайности, и самые православные проповедники позволили себе употреблять те самые выражения и определения, которые осуждались в устах сектантов⁴⁴). После того как эдикт о веротерпимости возвра-тия христианам спокойствие и досуг, споры о Троице возобновились в древнем седалище платотзма, в ученом, богатом и шумном городе Александрии, и пламя религиозных раздоров быстро перешло из школ на духовенство, на народ, на всю провинцию и, наконец, на весь восток. Темный вопрос о вечности Логоса сделался сюжетом церковных конференций и речей обращенных к народу, а еретические мнения Ария⁴⁵) скоро сделались общеизвестными благодаря и его собственному усердию, и усердию его противников. Самые непримиримые враги отдавали справедливость учености и безупречной жизни этого знаменитого пресвитера, заявившего на одном из епископских выборов свои права на епископское звание и, быть может из великодушия, отказавшегося от них⁴⁶). Его соперник Александр принял на себя роль его судьи. Он председательствовал при рассмотрении этого дела и хотя сначала как будто колебался, но в конце концов произнес свой окончательный приговор как безусловное правило веры⁴⁷). Неустрашимый пресвитер, осмелившийся не подчиниться авторитету своего разгневанного епископа, был отлучен от общения с церковью; но гордость Ария нашла себе поддержку в одобрении многочисленной партии. Он считал в числе своих непосредственных приверженцев двух египетских епископов, семерых пресвитеров, двенадцать диаконов и (что может казаться почти невероятным) семьсот девственниц. Значительное большинство азиатских епископов, по-видимому, поддерживало его или благоприятствовало ему, а их мероприятиями руководили самый ученый из христианских прелатов епископ Кесарии Евсевий и епископ Никомедии Евсевий, приобретший репутацию государственного человека, не утрачивая своей репутации святого. Соборы в Палестине и Вифинни стали противодействовать соборам, собиравшимся в Египте. Этот богословский спор привлек на себя внимание и монарха, и народа, а его разрешение было, по прошествии шести лет⁴*), предоставлено верховному авторитету Никей-ского вселенского собора.

Когда мистерии христианской веры были опасным образом предоставлены публичному обсуждению, можно было заметить, что человеческий ум был способен составить три отдельные, но несовершенные, системы касательно свойств божественной Троицы, и было признано, что ни одна из этих систем в своем чистом и абсолютном смысле не была свободна от ереси и заблуждений⁴⁹). I. Согласно с первой гипоте-

Зой, которая была поддерживаема Артем и его последователями, Логос был зависимым и самопроизвольным творением, созданным из ничего волей Отца. Сын, который был зиждителем всех вещей⁵⁰), был рожден прежде всех миров, и самый длинный из астрономических периодов может считаться не болея как мгновением в сравнении с продолжительностью его существования; однако эта продолжительность не бесконечна⁵¹), и было такое время, которое предшествовало неисповедимому рождению Логоса. Этому единородному Сыну Всемогущий Отец сообщил всю свою духовную силу и наложил на него печать своего величия. Будучи видимым изображением невидимого совершенства, он видел на неизмеримом расстоянии под своими стопами тропы самых светлых архангеле»; тем не менее он блестел лишь отраженным светом и, подобно сыновьям римских императоре», облеченным титулами цезарей и августов⁵²), он управлял вселенной, исполняя волю своего Отца и Монарха. - II. По второй гипотезе, Логос обладал всеми врожденными непередаваемыми совершенствами, какие приписываются религией и философией Всевышнему Богу. Три отдельных и бесконечных духа, или субстанции, три равных одно другому и одинаково вечных существа составляли божескую сущность⁵³), и было бы противоречием, если бы какое-либо из них могло когда-либо не существовать или когда-либо перестать существовать⁵⁴). Защитники системы, по-видимом у, признававшей три самостоятельных божества, попытались сохранить столь очевидное в плане н порядке вселенной единство первопричины при помощи вечного согласия в их управлении и существенного однообразия их воли. Слабое сходство с таким единством действия можно найти в обществах людей и даже животных. Причины, нарушающие между ними гармонию, происходят единственно из несовершенства и неравенства их способностей; но всемогущество, руководимое бесконечной премудростью и благостью, не преминет найти одинаковые средства для достижения одинаковых целей. - III. Три существа, которые вследствие находящейся в них самих необходимости их существования обладают всеми божественными атрибутами в их самой высшей степени, которые вечны во времени, бесконечны в пространстве и внутренне присущи одно другому и всей вселенной, неотразимо представляются удивленному уму одним и тем же существом⁵⁵), которое и в сфере благодати, и в сфере природы может проявлять себя под различными формами н может быть рассматриваемо под различными видами. В силу этой гипотезы Троица утрачивает свою реальность и свою субстанцию и утончается до того, что обращается в тройственность названий и отвлеченных видоизменений, существующих только в том уме, который их задумал. Логос, переставая быть личностью, делается атрибутом, и название Сына может быть только в иносказательном смысле применяемо к вечному разуму, который был с Ботом от самого начала и которым, а не кем все было создано. Воплощение Логоса обращается в простое вдохновление божественной мудростью, наполнявшее душу и руководившее всеми действиями человека Иисуса. Таким образом, обойдя круг богословских идей, мы, к нашему удивлению, находим, что система савеллиан оканчивается тем, с чего начиналось учение эбионитов, и что непонятная мистерия, которой мы поклоняемся, не подчиняется нашим исследованиям⁵⁶).

Если бы епископам Никейского собора⁵⁷) было дозволено, не стесняясь, следовать внушениям своей совести, Арий и его последователи едва ли могли бы льстить себя надеждой получить большинство голосов в пользу гипотезы, столь решительно противоположной двум самым популярным мнениям кафолического мира.

Ариане скоро поняли опасность своего положения и из предосторожности прикрылись теми скромными добродетелями, которые в разгаре политической и религиозной вражды почти никогда не применяются к делу и даже не ценятся никем, кроме приверженцев самой слабой партии. Они советовали придерживаться правил христианского милосердия и воздержания; они настаивали на том, что предмет спора недоступен человеческому пониманию; они отказывались от употребления каких-либо выражений или определений, которых нельзя найти в Св. Писании, и предлагали очень широкие уступки с целью удовлетворить своих противников без нарушения неприкосновенности своих собственных принципов. Победоносная партия относилась ко всем их предложениям с высокомерным недоверием и тщательно искала какого-нибудь непримиримого разномыслия, которое послужило бы основанием для признания арнан еретиками. На соборе было публично прочитано и с позором разорвано письмо, в котором покровитель ариан епископ Никомедий-ский Евсевий простодушно сознавался, что с принципами их богословской системы несовместимо homoousion, или едино-сущ, - слово, уже хорошо знакомое последователям Платона.

Епископы, руководившие решениями собора, горячо схватились за этот удобный предлог и, по живописному выражению Амвросия⁵⁴*, отсекли ненавистному чудовищу голову тем мечом, который вынули из ножен сами еретики. Единосущ-ность Отца и Сына была утверждена Никейским собором и единогласно принята за основное правило христианской веры с одобрения церквей греческих, латинских, восточных и протестантских. Но если бы одно и то же слово не исполняло двух назначений - если бы оно не клеймило еретиков и вместе с тем не соединяло между собой католиков, оно не могло бы удовлетворить желаний большинства, которое внесло его в число православных догматов. Это большинство разделялось на две партии, отличавшиеся одна от другой противоположными влечениями к мнениям тритеистов и к мнениям савеллиан. Но так как эти противоположные крайности, по-видимому, ниспровергали основы или натуральной религии, или откровенной, то обе партии условились смягчить суровость своих принципов и отвергнуть те основательные, но ненавистные выводы, которые могли бы извлечь из этих принципов их противники. Общие интересы заставили их соединить свои силы и скрыть свои разногласия: их вражда утихла благодаря благотворным внушениям веротерпимости, а их споры прекратились благодаря употреблению таинственного слова homoousion, которое каждая из двух партий могла объяснять согласно с своими собственными идеями. Савеллианское толкование, которое почти за пятьдесят лет перед тем заставило Антиохийский собор⁵⁹) запретить употребление этого знаменитого термина, сделало его дорогим для тех богословов, которые питали тайное и пристрастное расположение к номинальной Троице. Но самые знаменитые святые времен Ария, неустрашимый Афанасий, ученый