иметь самообладание очень важно. Поэтому я и старался привить своим партизанам и подпольщикам эти качества с первых дней их вступления на нелегкий и опасный путь борьбы против немецко-фашистских захватчиков.

Наш отряд встречал вторую весну в тылу врага. В прошлую весну еще мало было у нас надежных соседей. Часто приходилось перекочевывать с места на место. Мокрые, голодные партизаны, стараясь скрывать свои следы, пробирались по лесным тропинкам. Гитлеровцы нахально лезли в лес даже мелкими отрядами.

Теперь в отряде насчитывалось уже около четырехсот партизан. Неподалеку стояли другие отряды. Без танков и артиллерии немцы не осмеливались сунуться не только в лес, но и в партизанскую зону.

Над землянками глухо шумели сосны, под ногами хлюпал таявший снег, в воздухе веяло весенней свежестью. Солнечными днями высоко в небе заливались жаворонки.

В первых числах апреля с Большой земли к нам прилетели самолеты. Нам прислали два ротных миномета, два противотанковых ружья, автоматы, патроны, тол, маломагнитные мины, табак и свежие московские газеты.

Я послал Малева и Николаева к Степану Хадыке. Несмотря на разлив, Хадыка и Василиса Гуринович прибыли в лагерь. Они передали нам собранные подпольщиками сведения о противнике и повторили их вечную просьбу: «Дайте взрывчатки, больше взрывчатки!» Теперь мы могли по-настоящему удовлетворить их запросы.

Отдохнув, Хадыка и Василиса повезли для подпольщиков тридцать килограммов тола и двадцать пять маломагнитных мин. Для группы Мурашко мы отправили двадцать килограммов тола и капсюли.

Солнце и ветер окончательно согнали снег. Мы сидели в лагере, отрезанные весенним разливом. Партизаны прочитали все полученные из Москвы газеты и книги и, томясь ожиданием, когда реки улягутся в берега, целыми днями толпились возле землянки радистов. Надоело по ночам ворочаться на нарах, хотелось скорее выйти на боевые операции. Сузился район действия и для конных разведчиков. Со сводками Совинформбюро и воззваниями в дальние деревни с трудом добирались только пешие разведчики.

Усольцев и Малев, используя затишье, обучали партизан стрельбе из минометов и противотанковых ружей.

С хмурым лицом ко мне подошел Иван Любимов.

— Довольно без дела сидеть, — бросил он шапку на нары. — Пора на железную дорогу, подрывать вражеские эшелоны.

— Как ты выйдешь? — спросил я. — Реки не перейдешь, а у мостов засады гитлеровцев.

— Вплавь переправлюсь, а до железки доберусь, — упрямо тряхнул головой Иван.

— А если сам попадешься и людей погубишь? — Я пристально посмотрел ему в глаза.

— Все будут целы, и задание выполним, — уверенно сказал он. — Вы же знаете, к нам в отряд недавно прибыл учитель Павел Рулинский; он поляк, местный житель. Знает все дороги, обещал провести меня по западным районам Белоруссии.

Мы с комиссаром наметили по двухкилометровке примерный маршрут группы. Любимов отобрал партизан. Среди них оказалась и Валя Васильева.

— Ведь ты конный разведчик, — сказал ей комиссар.

— Сейчас на конях нечего делать. Я должна обязательно пойти. За конем моим будет присматривать Миша Терновский.

Остальные подрывники были опытные: Ларионов, Тихонов, Михайловский, Дудкин. С ними пошел и Федор Боровик. Они взяли с собой три заряда толовых шашек, по десять килограммов каждая, и днем покинули лагерь. Им предстояло пройти расстояние около семидесяти километров.

В лагере текла обычная жизнь. Молодые партизаны обучались стрельбе, подрывному делу. Весна была дружная. Реки начали входить в берега.

Через пятнадцать суток подрывники вернулись, промокшие, уставшие, взволнованные. Среди них не было Вали.

— Где Валентина? — заволновались мы.

— Не знаем. Ночью после взрыва эшелона отошли в лес, немцы вели сильный огонь, мы побежали в… потеряли ее, — смотря в землю, угрюмо ответил Любимов.

— Днем искали? — спросил комиссар.

— Искали… Эсэсовцы прочесывали лес… Мы вступили в бой и отступили… Потом опять разыскивали, но все напрасно… — Любимов умолк.

Группа спустила под откос три эшелона, под обломками которых погибло около пятисот фашистов. Упрекать подрывников было не за что. Но — Валя, Валя!.. Искренняя, смелая, веселая… Ларченко ходил стиснув зубы. Он не мог простить себе, что отпустил Валентину на диверсию. Любимов упрекал себя, что согласился взять ее с собой. Весь отряд любил Валю. Многие парни пытались за ней ухаживать, но девушка относилась ко всем одинаково приветливо… Где-то она теперь? Умирает, раненная, в лесу или попала в лапы фашистских извергов?

— Отомстим за Валентину! — скорбно говорили партизаны.

Через несколько дней Любимов опять пришел ко мне и хмуро сказал:

— Разрешите снова пойти на железную дорогу!

— Подожди, присядь.

Я, Кусков и Родин на этот раз решили послать несколько групп. До этого подрывные группы комплектовались только из опытных подрывников. Теперь мы решили включить в группы новичков, а опытных подрывников назначить командирами групп.

— Кто из твоих подрывников может руководить группой? — спросил я Любимова.

— Думаю, все, — ответил он.

Пришел вызванный нами Сермяжко, и мы вместе тщательно обсудили каждую кандидатуру. Создали семь диверсионных групп. Командирами групп, кроме Любимова и Сермяжко, назначили Ларионова, Афиногентова, Тихонова, Шешко и Мацкевича.

Ночью, взяв по две мины, группы вышли на магистрали железных дорог Минск — Барановичи и Минск — Бобруйск. Возвратиться они должны были накануне Первого мая.

Прошло восемь дней. Земля подсохла, стало тепло. Свободные от нарядов партизаны, разостлав полушубки, грелись на солнце. Неожиданно в лагере послышался непонятный, все нарастающий шум. Вскочили и побежали к выходу из лагеря партизаны. Я машинально схватился за маузер, но тут же убрал руку.

— Валя! Валя! — различил я радостные крики.

Партизаны на руках несли Валю, она отбивалась от них:

— Пустите, сумасшедшие!

Наконец она пробилась ко мне.

— Ты жива, Валентина! — От волнения я не знал, что сказать, и радостно прижал ее к груди.

— Что это получается? Не понимаю. Я думала, что меня будут ругать. Ведь это я все прошляпила, а здесь обнимают, — раскрасневшаяся, с влажными глазами говорила девушка.

— Пойдем к комиссару, расскажешь все. — Я взял ее за руку, а комиссар был уже тут.

Чуть ли не все партизаны обступили Валю.

— Когда мы подорвали третий эшелон, нас стали обстреливать — мы в кусты… И тут я, ротозейка,