— Спасибо-то спасибо, только вы больше так не делайте: когда беда, так показали глаза, а так и вашего запаха близко нет, — упрекнул старик.

— Перестань, — одернули его со стороны.

— Чего там перестань, ведь свои люди, их и поругать можно, — возразил старик.

— Сообщения с фронта и воззвания вы ведь получаете, — пытался оправдываться комиссар.

— Получать получаем, что ж из этого? Молодежь прочитает, спросишь, а они скажут несколько слов, и все. А если бы сами рассказали, — другое дело. Живого слова ничто не заменит…

— Правильно, отец, мы это учтем, — согласился Родин.

— Вот и учти. Приезжай сам или пришли других, только чтобы поречистее были, — весело проговорил старик.

— Правильные слова, приеду сам, обязательно приеду. Дай руку! — комиссар обнял старика.

Сняв посты, мы поехали в лагерь. Провожать нас вышли многие жители.

Прощаясь с Корзуном, я спросил:

— Вам не родня Корзуны из деревни Крушник? Их две дочери у нас в отряде.

— Знал их родителей, хорошие люди. Наша родня большая… Ну, прощайте, не забывайте нас, приезжайте.

Мороз был небольшой, и мы шли рядом с санями. Комиссар тихонько посмеивался.

— Что с тобой? — не вытерпев, спросил я.

— Нагоняй-то какой я получил! Слышал, как старик отругал?

— Это, дружище, хорошо, что ругают. Значит, наша деятельность для них — свое, кровное дело. Ведь так? Вот в чем смысл. Народ верит нам, старается помочь. Разве это не оценка? А свои ошибки мы исправим.

— Давай поскорее подберем агитаторов в деревню, — ответил комиссар.

В полночь прибыли в лагерь, отдали Коско продукты и фураж. Крестьянам, которые привезли сено, вернули мешки из-под картошки.

— Ну как, сборщики? — с иронией в голосе встретил нас Луньков.

— Прекрасно, Алексей Григорьевич, — ответил комиссар. — Получили нагоняй и еще кое-что.

Родин выложил на стол обязательства крестьян. Начальник штаба просмотрел их и несколько разочарованно протянул:

— Обещания, одни лишь обещания… Что ж, приснятся нам сегодня на голодное брюхо и тонна картошки, и жирная корова, и окорок…

— Будь спокоен, это не сон, — строго сказал комиссар.

— Чудак, я шучу, конечно, — засмеялся Луньков. — Разве я не знаю наших людей, — уже серьезно сказал он.

Сели за стол. Пришел Сермяжко. Комиссар передал ему разговор со стариком.

— Правильно упрекнул старик, — согласился Сермяжко.

— Теперь у нас должно стать законом: нашим агитаторам два раза в месяц проводить беседы в деревнях, — сказал Родин.

Каждый день комиссар с группой партизан выходил в деревни и никогда не возвращался с пустыми руками. Через несколько дней жители окружающих деревень свезли на мельницу пятнадцать тонн зерна.

В отряд продолжали приходить новые люди. Из деревни Кошели прибыл Федор Боровик: немцы начали подозревать его в связях с партизанами, из деревни Сыровадное — Иван Залесский. Пришел в отряд и друг Коско — Иван Гуринович, он также не мог больше находиться в деревне. Всего в отряд вступило за это время тридцать четыре добровольца.

Однажды совсем неожиданно в землянку ввалился наш связной Туркин.

— Прибыл со всей семьей к вам. — Он тяжело вздохнул и присел.

— Что случилось? — с беспокойством спросил я.

— Пришлось за решеткой посидеть. Поехал в Минск, по дороге прицепился ко мне эсэсовец… С трудом выпутался. Местное начальство, видно, все-таки подозревает… Перевели меня на работу в другое место. Новый комендант — заядлый нацист, сразу начал цепляться ко мне. Еле ноги унес.

— Хорошо, что успел уйти, Всеволод Николаевич.

— Я привел с собой в отряд подростка Михаила Терновского из деревни Воробьево, — продолжал Туркин. — Ему четырнадцать лет, семью его сожгли фашисты во время карательной экспедиции. Он только и мечтает попасть скорее к партизанам, получить оружие и мстить оккупантам. Сирота он… Примите его, — просил Туркин.

— Покажи его, — предложил Луньков.

В землянку вошел небольшой курносый паренек. Он был в длинном кожухе, в больших валенках, из рукавов еле высовывались рукавицы. Начальник штаба едва не рассмеялся.

— Прямо некрасовский мужичок с ноготок, — шепнул он, а Терновский своими блестящими глазами серьезно смотрел на нас, щурясь от света и белых стен.

— Здравствуй, боец! — я нащупал его маленькую руку.

— Здравствуйте, — коротко ответил он.

Меня поразил его голос: это был голос взрослого, много пережившего человека.

— Разденься, дружок, — приветливо попросил Луньков, помог Мише снять кожух, затем усадил его рядом с собой.

— Партизанить хочешь?

— Нужно бить фашистов, чтобы не осталось ни одного. — По лицу Миши пробежала тень.

— Ведь ты маленький, сколько тебе лет? — спросил я.

— Мне семнадцать лет, — явно соврал Миша, подтянулся и вопросительно посмотрел на Туркина: тот молчал. — Я хочу воевать, дайте мне винтовку, я отомщу за родителей и братьев, — проговорил мальчик.

— Ведь ты винтовку не донесешь, — сказал Луньков.

— Тогда дайте автомат, я видел, у вас есть, — нисколько не смутившись, ответил Миша.

— Примите, — заступился за него Туркин. — Парень он умный, пригодится.

— Я пригожусь, — спокойно повторил Миша.

— Ладно, дадим тебе автомат, — успокоил я его. — Стрелять умеешь?

— Умею.

— Ездить верхом?

— Это — еще лучше! — повеселев, воскликнул Миша.

— Всеволод Николаевич, будете вместе с ним в конной разведке, — обратился я к Туркину. — Согласны?

Туркин радостно улыбнулся и сказал Мише:

— Видишь, как нам с тобой повезло.

Малев вызвал Ларченко. Я представил ему новых партизан. Туркина он знал раньше, а посмотрев на Мишу, спросил:

— И этого парня?

— Конечно, — ответил начальник штаба.

В тот же день вновь прибывшие в отряд принимали партизанскую присягу. В новом обмундировании, подпоясанный ремнем, в начищенных сапогах, Миша Терновский торжественно прочитал присягу, подтянулся, взглядом обвел выстроившихся партизан и, подняв свой небольшой, крепко сжатый кулак, громко крикнул:

— Клянусь!

В день принятия присяги новым товарищам, вступившим в наш отряд, я рассказал о гражданской войне, о своем участии в партийном подполье и партизанской борьбе в Западной Белоруссии против польских захватчиков. Белорусский народ для меня стал тогда еще ближе и роднее.

Я это говорю вот к чему. На дорогах жизни встречаются не одни успехи и удачи. Очень важно не разочароваться в избранном пути, не потерять веру в свои силы, уметь при любых обстоятельствах сохранять выдержку, не впадать в панику. В партизанской борьбе, когда кругом враги и противник сильнее,