Был солнечный теплый день 15 июля 1942 года. На взмыленной лошади прискакал верховой. Это Владимир Романов, начальник разведки отряда «Мститель». По хмурому лицу Владимира я сразу понял: случилось что-то недоброе. Подойдя к нам, он тихо доложил:

— В поселок Валентиново прибыло двадцать пять автомашин с карателями. Оставив машины, фашисты направились к нашей приемочной площадке.

— Сколько их? — спросил я Романова.

— Около тысячи.

Воронянский и Тимчук, не закончив есть, выскочили из-за стола. Заметно посуровели их лица. Положение было серьезное. Впереди лес, за которым расположился немецкий гарнизон, сзади река Илия. Отходить некуда.

— Что будем делать? — обратились ко мне партизаны.

— Организуем активную оборону, — ответил я.

Всем было ясно, что отойти без боя не удастся. Начальники штабов Луньков и Серегин получили приказание: поднять по тревоге отряды, предупредить «соседа» — отряд Сергея Долганова. На опушку леса послали дополнительных наблюдателей. Отдали приказ первыми огня не открывать, стараться как можно дольше не обнаруживать себя.

Когда прибыли Долганов и Ясинович со своим отрядом, подсчитали силы. В отряде «Борьба» — 70, в «Мстителе» — 80, в нашем вместе с делегатами — 90 человек и 38 украинцев. Всего 278 человек.

— Маловато, — сказал Воронянский, — но не в арифметике дело.

Прибежавшие из секрета партизаны доложили, что лес окружен. Эсэсовцы шли от деревни двумя колоннами, охватывая полукольцом площадку, на которую мы принимали самолеты. Теперь дорога каждая минута. Нужно было как можно скорее занять линию обороны. Если бы только знать: известно ли немцам наше местонахождение? Юдин и его подручный могли сообщить об этом гитлеровцам только приблизительно. Но мы принимали самолеты — немцы могли «засечь» место выброски груза и по этим данным определить, где мы находимся. Однако противник не может знать, какими силами мы располагаем.

Поделившись этими соображениями с Морозкиным, Тимчуком и Воронянским, я дал команду:

— Занять линию обороны по окраинам приемочной площадки.

Партизаны немедленно заняли круговую оборону. Каждый знал свое место, так как заранее, еще до приема самолетов, был составлен план обороны приемочной площадки. Боевые расчеты знали свои места и секторы обстрела, каждое подразделение могло вести кинжальный огонь, причем непоражаемых пространств не было. Левый фланг обороняли украинцы, ими по-прежнему командовал Цыганков.

Перед боем у меня мелькнуло опасение: не зря ли мы привели в лагерь перешедших к нам из «украинского» батальона? Я высказал его Воронянскому.

— Поздно гадать, Станислав Алексеевич, лучше не спускайте с них глаз, — ответил Воронянский.

Я понял, что и Василия Трофимовича мучит та же мысль. Едва успели привести украинцев в лагерь, и — нападение противника. Что это? Случайное совпадение или заранее выработанный гитлеровцами план?

Я в бинокль наблюдал за опушкой леса, откуда должны были показаться каратели, изредка бросал взгляд влево, где залегли украинцы.

Чуть шелестели листья, щебетали на разные голоса птицы.

На командный пункт прибежали разведчики.

— Идут прямо на площадку…

— Подпускайте как можно ближе, — отдали по цепи приказание.

Прошло еще несколько минут. Эсэсовцы шли, как на параде: в новеньких мундирах, при галстуках, на рукавах эмблемы — череп и две скрещенные кости.

В цепи партизан — тишина.

Нервы напряжены до предела.

Кто-то попробовал шутить:

— Ну что ж, пусть все их черепа и кости полягут на этой площадке.

Вот из леса, прямо против середины площадки на короткое время появились каратели и снова скрылись.

— Собираются идти по сторонам площадки, — прошептал Воронянский и дал приказание Долганову перейти с отрядом на правый фланг, Серегину — на левый.

Партизаны поползли на указанные рубежи. И действительно, через некоторое время с обеих сторон площадки показался противник. В руках передних эсэсовцев — ручные пулеметы и автоматы. Вот уже можно различить их откормленные лица. Они совсем близко. Идут, прижимаясь к земле, прячась за стволы сосен. На правом фланге приблизились уже на двадцать пять метров. Я посмотрел на лежащего рядом Лунькова. Его лицо спокойно и строго, взгляд устремлен на накатывающиеся цепи противника. За Луньковым притаился Карл Антонович. Он сосредоточен. Быть может, ему вспомнилось сейчас, как шли каратели на баррикады восставшего венского пролетариата…

Далее в бинокль можно было разглядеть украинцев. Они внимательно следили за противником. Внезапно на правом фланге раздался голос Воронянского:

— По фашистской сволочи! За Родину! Огонь!

Его голос потонул в грохоте залпа. Дружно заработали ручные пулеметы, автоматы и винтовки, метко бил батальонный миномет отряда «Борьба». По цепи был отдан чрезвычайно редкий у партизан приказ: «Патронов не жалеть!»

От первых залпов противник дрогнул и остановился.

— Огонь! — крикнул Воронянский, и по рядам противника ударил повторный шквал.

Серая полоса порохового дыма стояла впереди нас, и несколько мгновений ничего нельзя было различить. Но вот легкий ветерок разогнал дым, и мы увидели, как одни каратели лежали неподвижно, другие со стоном уползали в кусты.

Вдруг на участке, обороняемом украинцами, замолкли автоматы. Мы заволновались: «Не предательство ли?» — по в этот момент прибежал посыльный от Цыганкова.

— Мы заходим в тыл, — быстро проговорил он и помчался назад.

Каратели, опомнившись, перегруппировались и открыли сильный огонь. Над головами свистели пули, заставляли прижиматься к земле. Эсэсовцы то ползли, то делали короткие перебежки, стреляя на бегу.

Вдруг, как по команде, на мгновение все стихло. От непривычной тишины зазвенело в ушах. Но это лишь на миг. Гитлеровцы поднялись в атаку.

Ко мне подбежал вспотевший, с темным от дыма лицом руководивший боем Воронянский.

— Проучим еще! — крикнул он и залег.

Ни на секунду не прекращая огня, каратели приближались. Их искаженные злобой лица были видны невооруженным глазом. Наша оборона молчала. Уже не более сорока шагов отделяло нас от немцев.

— Приготовить гранаты! — сквозь стрельбу раздался голос Воронянского.

Вдруг я заметил, как позади карателей выскочили украинцы. Они, прикрываясь толстыми соснами, открыли прицельный огонь с близкой дистанции. «Молодцы ребята!» — обрадовался я, и мне стало стыдно за недавние подозрения.

Неожиданный удар с тыла ошеломил карателей. Они, беспорядочно отстреливаясь, поползли назад.

Чаще захлопали разрывы наших гранат. Вновь поднялась туча порохового дыма. Справа донесся голос Воронянского:

— За Родину! Вперед!

Партизаны бросились в контратаку. Укрываясь за пнями и деревьями, они поливали огнем и