как осторожно и бережно делегаты укладывали литературу в вещевые мешки.

Константин Сермяжко жадно смотрел на оставшуюся литературу.

— Дайте еще, — не вытерпев, попросил он, — нам она дороже хлеба.

— И так много набрали, не донесете, — возразил комиссар.

— Я скорее соглашусь оставить часть патронов, а литературу возьму… У вас есть рация, вы каждый день слушаете Москву, а мы всегда с нетерпением ожидаем новостей с Большой земли… Не жалейте… Патроны мы у немцев отнимем, а этого-то нигде не достанешь, — взволнованно говорил Сермяжко.

— Хорошо сказано! — улыбнулся Морозкин и добавил пачку литературы.

Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся и увидел озабоченное лицо Воронянского. Он отозвал меня в сторону.

— Украинцы, перешедшие к нам, нервничают. Цыганков прислал их представителя, — сказал он. — Они чувствуют себя обиженными, видя наше недоверие. Просят Цыганкова дать возможность увидеть партизан, поговорить с ними. Цыганков ручается, что ребята они хорошие, смелые…

Воронянский посмотрел на часы и предложил:

— В занятиях с делегатами сейчас перерыв. Давайте сходим пока к украинцам.

— Пойдем, — согласился я.

На пути нас перехватил молодой коренастый парень в белом фартуке и таком же чепчике.

Это повар Володя; раньше он ходил на боевые задания, показал себя смелым и смышленым партизаном, но однажды обмолвился, что пищу приготовляют у нас невкусно, что он мог бы приготовить лучше. Партизаны уговорили его показать свое искусство. Володя Стасин приготовил вкусный обед. Воронянский попробовал и решил:

— С сегодняшнего дня придется тебе вооружиться черпаком.

— Что вы?! — изумился и вознегодовал Стасин. — Я только показал, как нужно готовить. Черпаком пусть тот вооружается, кому винтовка не по плечу…

— Нет, нет… Будешь поваром, — ответил Воронянский. Партизаны единодушно поддержали решение командира.

Так и пришлось Володе стать поваром. Он согласился с условием, чтобы его время от времени отпускали на задания.

Володя вытянулся и приложил руку к головному убору.

— Что скажешь? — остановился Воронянский.

— Товарищ командир! Среди других продуктов Москва рис прислала. Разрешите угостить всех делегатов настоящим пловом, какого в здешних краях не умеют готовить.

Воронянский, смеясь, разрешил.

Через час мы были возле лагеря Цыганкова. Оставив автоматчиков, подошли к украинцам.

Они окружили нас. Это были молодые, крепкие ребята. Цыганков навел порядок.

— Товарищи, не толпитесь, садитесь в ряд.

Они уселись. Один из них встал, поправил гимнастерку.

— Я не знаю, кто вы, и не знаю… — он помедлил, словно подыскивая слова, — не знаю, имеем ли право назвать вас товарищами, но разрешите мне обратиться к вам просто как к советским людям… Мы понимаем свою вину перед Родиной. Но не из-за любви к фашистам мы оказались в их форме… Все мы были в гитлеровском плену, пухли от голода, мерли как мухи. И вот нас, украинцев, начали вербовать в добровольческие части… Кто отказывался — убивали сейчас же. Мы согласились записаться и стали ждать удобного случая, когда сумеем повернуть оружие гитлеровцев против них самих. Вы дали нам эту возможность, и мы горячо вас благодарим. Мы все ваши боевые задания выполняем честно. Но нас мучит ваше недоверие к нам… — Голос его дрогнул, он на секунду замолчал, преодолевая волнение. — Верьте нам, мы искупим свою вину перед Родиной. Оккупанты нас за собак считали… Но вы… вы не считайте нас продажными псами.

В рядах украинцев послышался одобрительный гул. Я шепотом спросил Цыганкова:

— Кто это выступал?

— Их командир.

Когда шум утих, поднялся другой его товарищ, снял пояс и вместе с гимнастеркой поднял нижнюю рубашку, повернувшись к нам спиной.

— Вот что сделали со мной гитлеровцы, — он показал сизовато-красные рубцы не заживших еще ран.

Воронянский, повернувшись к их командиру, спросил:

— Чего вы хотите?

— Мы хотим, чтобы нас приняли в ряды партизан, — взволнованно ответил тот. — Чтобы мы стали, как все. Мы оправдаем…

Воронянский, Цыганков и я отошли посоветоваться.

— Красноречивый у них командир, ничего не скажешь, — подмигнул я Цыганкову.

— Он не только говорить умеет… Позавчера, выхватив у пулеметчика пулемет, расстрелял в упор полную машину гитлеровцев, — ответил Цыганков.

— А об остальных как думаешь? Ведь ты с ними смеете уже около пуда соли съел? — спросил Воронянский.

— Хорошие ребята, в бой идут смело! — горячо воскликнул Цыганков.

— А может, просто желаешь от них скорее избавиться?

— Нет! Нет! — затряс головой Цыганков. — Я говорю, как мне совесть подсказывает.

— Попробуем принять, — шепнул я Воронянскому.

В знак согласия тот кивнул головой и снова подошел к украинцам.

— Товарищи! Вы знаете, что мы находимся в тылу противника. Враг лют и коварен, вы сами достаточно испытали это на себе. Не обижайтесь за то, что мы осторожничали. Мы решили принять вас в партизанский отряд, чтобы вместе громить врага до полного его уничтожения.

Радостное оживление охватило украинцев, кто-то крикнул «ура!». Всего минут пять понадобилось им, чтобы собрать продукты, снять часовых и построиться.

— За мной, шагом марш! — скомандовал Воронянский. Вскоре сквозь деревья показались палатки нашего лагеря. Украинцы с большим интересом рассматривали хорошо вооруженных партизан.

— Да… это сила! — пробормотал шедший рядом со мной командир украинцев и уверенно добавил: — С вами не пропадем!

Цыганков привел их к рации. Сидя на траве, они слушали Москву.

К Воронянскому подошел Володя и что-то прошептал на ухо. Воронянский встал и обратился ко всем:

— Товарищи, обед готов, пойдемте подкрепимся.

Наш отряд стоял рядом с отрядом Воронянского, и мы пользовались одной кухней. Под большими котлами весело трещали сухие дрова, по всему лагерю разносился вкусный запах. Около котлов суетился старший повар Володя Стасин со своими помощниками.

— Ну, показывай, что приготовил, — обратился к Володе Воронянский и, сняв пробу, сказал: — Эх, перцу нет.

— Все, кажется, прислала Москва, а про перец забыла, — развел руками повар и тут же нашелся: — Отпустите поскорее на задание — у немцев отниму.

К кухне потянулись партизаны и делегаты, только украинцы стояли в стороне.

— А что вы, друзья, ждете? — шагнул к ним Тимчук. — Подавальщиц у нас нет, нужно самим себя обслуживать.

И украинцы, осмелев, подошли к котлу. Последним брал плов их командир.

Партизаны сидели прямо на траве и, разделываясь с пловом, весело переговаривались.

— Володя, не забудь про людей, которые в наряде! — крикнул Тимчук, с удовольствием глядя на обедающих.

— Не забыл… Плова много. У кого хороший аппетит, могу добавить, — весело ответил повар. — Так, значит, разрешаете мне к немцам, за перцем?..