Мы тотчас же послали радиограмму в обком партии. Подпольный обком ответил, что все уже известно не только им, но и Москве. Вскоре ЦК Коммунистической партии Белоруссии дал нам указания, как вести работу. Горком партии написал воззвание к минчанам, разъясняя им сущность новой выходки буржуазных националистов.

Все коммунисты отряда вышли по деревням рассказать населению правду о «БЦР».

Я выехал в деревню Ямное. Деревня сильно пострадала от фашистской бомбежки, и крестьянам едва удалось собраться вместе в одном уцелевшем доме. Они внимательно слушали, и, когда я начал говорить о националистах, один пожилой крестьянин крикнул:

— Мы их знаем!

— Откуда сами будете? — поинтересовался я.

— Местный. Здесь родился, здесь вырос, и здесь в восемнадцатом году банда Езовитова меня «угостила», — говорил старик, продвигаясь к столу.

Он снял кожух, бросил его на пол, поднял рубашку и повернулся ко мне спиной.

— Вот, смотри! И только за то, что был батраком.

На смуглой худой спине старика виднелись белые следы рубцов.

— Ты у нас не найдешь человека, который бы не проклинал Езовитова и Островского. Агитировать нас не нужно, — старик опустил рубашку и надел кожух.

— Мне тебя, отец, нечего агитировать, тебя сам Езовитов давно «сагитировал». Расскажи молодежи все, что помнишь, — попросил я старика.

— Да, видать, прошлое вновь вылезло. — И старик стал рассказывать про кровавые дела, творимые белорусскими националистами в первые годы Советской власти.

Вернувшись в лагерь, я застал там возвратившихся из окружающих деревень Жардецкого, Каледу, Коско и Мацкевича.

— Как провели собрания, Юлиан? — спросил я Жардецкого.

— Хорошо. Люди не слепые, сами понимают, за кем идти. Как бы Островский ни перекрашивался, народ ему не верит. Один крестьянин сказал: «Значит, они организовали центральную здраду» (здрада — по-белорусски измена). Подходящее название, — закончил Юлиан.

Мы засмеялись. Название действительно было очень удачно.

Из Минска пришла Василиса Васильевна и рассказала, что новый фортель фашистов не обманул минчан.

Подпольные группы широко распространили «Минский большевик». Его экземпляры передаются горожанами из рук в руки.

Организовывая партийное подполье, горком партии прежде всего постарался выполнить главные задачи, поставленные перед ним ЦК партии Белоруссии: вывод в партизанскую зону городского населения, сохранение оборудования предприятий, организация и проведение в городе диверсий и политической работы среди населения.

Вечером провели заседание горкома; обсудили дальнейший план действий и подытожили результаты работы подпольных групп.

26 октября 1943 года Минский подпольный горком партии постановил:

Выполняя это решение, горком послал в город своих связных, уполномоченных и организаторов, установил связи с группами, уже действовавшими в городе, и привлек к подпольной работе новых советских патриотов — жителей Минска.

Горком КП(б)Б привлек к этой работе партизанские отряды и бригады. Так, 13 декабря 1943 года партизанской бригаде «Беларусь» было поручено создать на восемнадцати промышленных объектах Минска подпольные группы.

К концу 1943 года сеть коммунистического подполья расширилась и территориально охватила весь город. Только за последние три месяца 1943 года в Минске на заводах «Большевик», имени Ворошилова, имени Кирова, имени Мясникова, на радиозаводе, на железнодорожном узле, на фабриках «Октябрь», имени Крупской, табачной, на ТЭЦ-1, ТЭЦ-2 и других местах было организовано 79 боевых групп, в которые входило 326 советских патриотов[7].

На заседании городского комитета было решено созвать совещание командиров партизанских отрядов и бригад, дислоцировавшихся в районе Минска. Написали приглашения, и конные связные развезли их по отрядам.

27 ноября 1943 года все члены горкома прибыли в деревню Дубовое. Скоро в просторной избе начали собираться и командиры бригад: «Буревестника» — Мармулев, 2-й Минской — Андреев, 3-й Минской — Мысник, имени Суворова — Каледа, имени Фрунзе — Арестович.

Командир отряда имени Калинина Сорока вместе с начальником штаба Дубининым и комиссаром Сачком также явились на совещание. Прибыл и секретарь Минского сельского подпольного райкома партии Николай Миронович Альхимович.

Совещание началось. Поднялся Лещеня:

— О положении на фронтах много говорить не будем. Теперь у всех есть рации и все знают, что приближается полный разгром фашистской армии. Но гитлеровцы, отступая, уничтожают все на своем пути, а людей угоняют в фашистское рабство. Сейчас в Минске и других городах фашисты усилили облавы на молодежь, они грабят и вывозят культурные ценности.

Уничтожением Ивановского и Козловского минские подпольщики сильно ударили грабителей по рукам. После этого националисты уже не столь рьяно пособничают гитлеровцам.

Коммунистическая партия дала нам указание сохранить советских людей, не дать оккупантам возможности их вывезти.

С сегодняшнего дня в каждом отряде необходимо иметь семейный лагерь. Из Минска, Слуцка и других городов нужно привлекать в отряды молодежь; стариков, женщин и детей определять в семейные лагеря.

Ясно, мы не должны ослаблять боевых действий подполья. Товарищи, уже выбравшиеся из города, находясь в отряде, должны усиленно помогать оставшимся подпольщикам.

В ближайшие месяцы фашисты вынуждены будут оставить Минск и постараются еще больше его разрушить. Теперь все подпольщики должны быть в курсе замыслов противника, следить за минированием заводов и учреждений, препятствовать вывозу оборудования…

— Выходит, взрывы в городе вообще необходимо прекратить? — спросил комиссар Сачек.

— Именно не вообще! Будет очень хорошо, если, например, ваш подпольщик выведет из строя котел на электростанции, а здание и остальное оборудование останется. Оккупанты теперь так заняты выравниванием линии фронта, — улыбнулся Лещеня, — что им некогда исправлять эти повреждения. Важно не дать оккупантам окончательно разрушить оборудование. В данное время электростанция не дает промышленным предприятиям электроэнергию, а это значит, что на месте останется немало сырья и оккупанты не получат тех или других видов продукции.

— Ясно! Взрывать надо там, где не нанесем ущерба себе, а только противнику, — отозвался Мармулев.

Посыпались вопросы.

— А как организовать семейные лагеря? Не получится ли табора? — спросил один командир.

— Об этом доложит Градов, — Лещеня кивнул в мою сторону.

Я рассказал собравшимся, как у нас в отряде был организован семейный лагерь, как обеспечивается он охраной и продовольствием, как женщины помогают партизанам стиркой и починкой одежды. В это время в нашем семейном лагере было сто десять семей. Среди женщин были портнихи, вязальщицы,