Магдалена подумала о бегстве, но, посмотрев на дверь, обнаружила второго мужчину. Он как раз был занят тем, что собирал платья и все, что ему казалось важным, в узел. Однако незнакомец отнюдь не походил на подлого грабителя.

— Что все это значит? — поинтересовалась Магдалена, когда отошла от первого испуга.

Мужчина, стоявший у ее кровати, спокойно ответил:

— Мы хотим вам только добра и доставим вас в безопасное место. Следуйте нашим указаниям, и с вашей головы не упадет ни один волос.

Магдалена возмущенно перебила его:

— Что за чушь! Если вы не враги мне, почему же нападаете посреди ночи?

Мужчина пропустил ее вопрос мимо ушей и с показным хладнокровием произнес:

— Одевайтесь и выходите!

Она неохотно выполнила его требование и, подталкиваемая непрошеными гостями, вышла наружу. Взяв ее с двух сторон под руки, чтобы Магдалена не могла убежать, они без лишних объяснений поспешно проделали часть пути через ночной город до песчаного берега. Там их ждала крытая тентом повозка, запряженная двумя лошадьми. У Магдалены заныло сердце от дурных предчувствий.

Один из ее похитителей швырнул узел с вещами, собранными в цирковом вагончике, в повозку, а другой потребовал, чтобы она залезла и села спереди.

— А если я откажусь? — Магдалена в последний раз решила показать характер. На самом деле она тряслась от страха.

Вместо ответа похититель вплотную подошел к ней и скрестил на груди руки, явно давая понять, что не советует ей артачиться. Она залезла на козлы и оттуда перебралась внутрь повозки.

— Надеюсь, парни не слишком грубо с тобой обращались? — услышала она знакомый голос.

— Это ты?..

— Маттеус Шварц, собственной персоной!

— Который хочет взять меня к себе на службу, — горько заметила Магдалена. — Честно говоря, я представляла себе это иначе.

— Охотно верю. Однако ты должна знать, что все это не имеет никакого отношения к моему предложению. Ты недооцениваешь ситуацию: за тобой по пятам гонится инквизиция. Три доминиканца уже в пути из Франкфурта в Майнц. Они еще сегодня будут здесь. Надеюсь, ты понимаешь, что это означает!

Магдалена почувствовала, как комок подступил к горлу, она не в состоянии была вымолвить даже слово.

— Твое представление на канате, — продолжал Шварц, — вызвало большое оживление, в первую очередь среди соборных каноников. Они отказываются верить, что богоугодная женщина способна на такое. Считают тебя колдуньей.

— И что дальше? Как ты намереваешься со мной поступить? — неуверенно спросила Магдалена. — Или, может, ты заодно с канониками?

Маттеус молча покачал головой и после небольшой паузы произнес, не глядя на Магдалену:

— Почему ты не доверяешь мне? Разве я давал тебе когда-нибудь повод?

— Нет, конечно нет. Извини, если я тебя обидела. Но, может, все-таки скажешь, что ты собираешься делать?

Фуггеровский посланник наклонился вперед, к слугам, уже разместившимся на козлах, и сказал:

— Езжайте! Вы ведь знаете дорогу. — И, повернувшись к Магдалене, произнес: — Я отвезу тебя в монастырь Эбербах. Там, у цистерцианцев, ты будешь в безопасности от преследования доминиканцев и инквизиции. У аббата Николауса Эбербахского есть передо мной должок, причем он задолжал мне не только признательность.

— Почему ты это делаешь? — спросила Магдалена, потупившись. Возничие пустили лошадей рысью.

— Почему, говоришь? — задумчиво повторил Маттеус Шварц. — Потому что ты расположила меня к себе своим прелестным нравом. Я бы даже сказал…

— Можешь спокойно произнести то, что у тебя вертится на языке. Ты хотел сказать, я тебя околдовала.

— Признаться, отчасти ты права. Да, пожалуй, что и околдовала, только не в том смысле, которое вкладывают в это слово Римская церковь или инквизиция…

— А в каком?

— Ну как тебе сказать? С нашей первой встречи ты не выходишь у меня из головы. Завладела всеми моими мыслями, для других уже и места не осталось. Господи, да неужели это так трудно понять?

Беспомощный лепет посланника, никак не подобающий человеку его положения, открыл Магдалене глаза.

— Ах, вот в чем дело, — протянула она, наконец догадавшись, что он имел в виду. Оба надолго замолчали.

Магдалена тоже была растеряна и не знала, как ей себя вести в этой ситуации. Безусловно, слова Шварца льстили ей, но события последних дней вытеснили из ее головы все мысли о другом мужчине. После довольно продолжительной паузы она неуверенно произнесла:

— Великий Рудольфо, с которым я, хотя и недолго, делила супружеское ложе, еще не погребен, а ты признаешься мне в любви. Я нахожу, что это не самый идеальный момент для таких признаний.

Шварц, заклиная, поднял руки:

— Разумеется, ты права. Но ты сама поинтересовалась мотивами моего поведения. Как иначе я должен был тебе ответить? Ведь это правда!

У ворот на мосту стражники скрестили свои алебарды и преградили повозке путь через мост. Один из предводителей, здоровый как бык, с длинными космами, объяснил кучерам, что до рассвета проезд воспрещен, если только они не предъявят пропуск.

Тогда Маттеус Шварц отодвинул тент и протянул начальнику стражи сжатый кулак. Тот принял с самодовольной ухмылкой две монеты и отдал своим людям приказ опустить оружие.

— Ты ни секунды не сомневаешься, что с твоими деньгами тебе любая цель подвластна! — горько заметила Магдалена.

— Не любая, — усмехнулся Шварц, — но большинство. Поверь мне, деньги — это не зло и не добро. Все зависит от того, для чего их используют.

Это прозвучало убедительно, и Магдалена разозлилась сама на себя за то, что свысока разговаривает с фуггеровским посланником, хотя он явно хорошо к ней относится. С тех пор как они впервые повстречались, Маттеус Шварц вел себя по отношению к ней предупредительно, его поведение никогда не было пошлым или вызывающим. И то, что он, обычно такой остроумный и опытный собеседник, начал заикаться, объясняясь ей в своем расположении, вызывало скорее симпатию.

Но Маттеус должен был понять, что ей потребуется много времени, прежде чем она смирится с потерей Рудольфо. Канатоходец был ее первым мужчиной, и сейчас она с трудом представляла себе жизнь без него. Он изменил ее существование, разбудил ее веру в себя, чего не было раньше. За это она и любила его. Пусть даже она сама не знала, было ли ее чувство к нему любовью или лишь предосудительной формой благодарности.

— Я вовсе не собирался навязывать тебе свои чувства, — буркнул Маттеус, устремив взгляд вперед, поверх плеч кучеров.

— Да ладно, не бери в голову, — сказала она и тут же пожалела, что опять выбрала неверную интонацию. В ее голове был полный сумбур.

Рассвело, на небе показалось солнце, предвещавшее жаркий летний день. Из труб деревенских домов, теснившихся вдоль Рейна, валил дым. Там и здесь крестьяне выгоняли на луг скотину, а в виноградниках на склонах, обращенных к солнцу, просыпалась жизнь. Виноградари подрезали лозы, женщины на пашнях вязали снопы, составляя их в форме шатров.

Доехав до того места, где дорога вдоль Рейна разветвлялась, они свернули и двинулись в северном направлении, около часа поднимаясь вверх, на горы Рейнгау, где в высокогорной долине и была сокрыта конечная цель их путешествия. Бодро журчащий ручеек сопровождал их с левой стороны всю последнюю