жизнью для европейцев, которым бы Зелюко не простил подобного кровного оскорбления.
Конечно, прославленное блюдо галамундов не внушало Фрике и его друзьям ни малейшего расположения. Но когда оно было вынуто из импровизированной печи, то отвращение его к нему достигло крайних пределов.
Безобразные, бесформенные комья походили на обжаренных ежей. Но когда душистые листья и коренья были удалены, то от блюда распространился такой приятный аромат, что у всех невольно потекли слюнки, даже у французов. Очевидно, не следовало судить о самом кушанье по его внешнему виду.
Даже Фрике, который закрывал глаза, чтобы не видеть обезьяньих рук, напоминавших человеческие, тем не менее с наслаждением вдыхал аппетитный запах этого кушанья, и его обоняние восторжествовало над зрением.
— Кроме того, — говорил мальчуган как бы в свое оправдание, — ведь они сюда не положили никакой отравы, а пахнет еда очень вкусно и аппетитно… Куда ни шло! Попробую!
И он с опаской отправил в рот небольшой кусочек.
— О-о… да это превосходно!.. Прямо-таки бесподобно… Я никогда не ел ничего более вкусного… Теперь я не удивлюсь, что все эти люди… лю…
— Хм! — воскликнул доктор, подскочив на своем месте. — Что все эти люди… что?
— Ну да, что все они любители… этих… этих вкусных вещей!..
И Фрике с нескрываемым наслаждением обгладывал руку гориллы совершенно так же, как будто это была свинячья ножка.
Товарищи последовали его примеру сначала из простой вежливости и без особого увлечения, хотя доктор привык ко всякого рода стряпне, а желудок Андре мог переварить и долото. Поэтому их физиономии за столом были совершенно приличны, тем более что предлагаемое им угощение, в сущности, было похоже только внешне на людоедское.
— Вот видите, доктор, — сказал Фрике, обращаясь к своему другу и вставая из-за стола, — мясо гориллы, оказывается, чрезвычайно вкусно. Но мясо негра, мне кажется, должно быть хуже мяса черта. Я положительно не понимаю, как эти дикари едят двуногих людей, когда так много четвероногих обезьян бегает в их лесах. И подумать только, что скоро они наверняка сожрут того пьянчугу, которого убили сегодня… Счастье наше, что завтра мы уже будем далеко отсюда!
ГЛАВА VII
Ход событий этого рассказа, столь же необычайного, сколь правдивого, был до такой степени быстр, что до сего времени не было возможности сказать хоть несколько слов о высокосимпатичной личности Андре.
Так как его судьба тесно связана с судьбой парижского гамена и так как в дальнейшем он является главным действующим лицом в тех драматических событиях, которые мы решили проследить, то воспользуемся данным моментом, когда караван Ибрагима покинул страну гатамундов и двинулся дальше к берегу океана, чтобы сообщить читателю в нескольких строках, кем являлся в действительности Андре.
Владея большим состоянием в том возрасте, когда юноши только расстаются со школьной скамьей, Андре, оставшись сиротой на восемнадцатом году, вместо того чтобы кинуться очертя голову в веселый водоворот парижской жизни, занялся изучением юридических наук исключительно с целью пополнить свое образование, но не имея ни малейшей претензии выступать когда-нибудь в зале суда.
Став в двадцать лет блестящим адвокатом, серьезный, работящий и высокообразованный, но вместе с тем веселый товарищ и приятный собеседник, Андре благодаря врожденному уму учился жить, присматриваясь к тем непростительным глупостям, какие совершали на каждом шагу его товарищи, и, будучи не в восторге от всех их кутежей и увеселений, решил пуститься в путешествия. Это было разумное и полезное применение денег и накопленных знаний. Он совершил кругосветное путешествие, но не так, как его совершают англичане, одержимые скукой, а как разумный молодой человек, старающийся все увидеть, изучить, принять к сведению и затем извлечь известную для себя пользу из всего, что он видел и слышал.
Объявление войны в 1870 году заставило его спешно вернуться из Мексики, где он в то время находился. Как человек умный, он был, конечно, и человеком сердечным.
Вернувшись на родину, он не стал испрашивать у правительства ни места, ни назначения, ни какой бы то ни было синекуры, а просто взял ружье образца 1869 года и стал в ряды отечественных войск. Из этого рослого молодого человека выше одного метра восьмидесяти сантиметров вышел превосходнейший пехотинец. Свой долг он исполнял просто и честно, как истинный сын родины. Он был ранен, получил благодарность в приказе, но не получил знака отличия. К чему? Он сохранил на память приказ и тот номер газеты «Военный инвалид», где упоминалось о нем, и этого было для него вполне достаточно. Ничего большего он не желал.
По окончании войны он вернулся к частной жизни так же просто, как вступил в ряды защитников отечества, хотя чин лейтенанта, полученный им на войне, был утвержден за ним военной комиссией по проверке.
Впоследствии он часто оказывал людям услуги, не всегда за это получая благодарности.
Очутившись на свободе, Андре стосковался по морю и снова отправился путешествовать. Он посетил Южную Америку, Австралию и Суматру, затем вернулся в Сенегал, куда его призывали коммерческие дела. Его дядя, богатый судовладелец в Гавре, имел в Аданлинанланго крупную факторию, дела которой за последнее время сильно покачнулись. Приведя в порядок дела родственника, благодаря своему труду и энергии Андре намеревался вернуться во Францию, когда шлюп, шедший вверх по течению Огоуэ в поисках доктора Ламперрьера, пристал, так сказать, у его порога.
Положив в свой дорожный чемодан пятьсот патронов и пару фланелевых рубашек, закинув за спину свое ружье центрального боя, он с разрешения командира судна присоединился к экспедиции, во главе которой стоял тот же юный командир судна, его приятель.
Читатель уже знает, каково было его поведение во время событий, рассказанных в начале этой книги.
Атлетически сложенный, с наружностью холодной и решительной, но по натуре чуткий и отзывчивый на все хорошее, способный на великодушные порывы, корректный и выдержанный, как настоящий джентльмен, Андре сразу выделялся среди обыкновенных людей. Его необычайная ловкость в телесных упражнениях, непоколебимое хладнокровие и железное здоровье и ко всему этому удивительно верный и зоркий глаз давали ему громадное превосходство над другими путешественниками и случайными товарищами, с которыми его сталкивала судьба.
Фрике питал к нему чувство, похожее на благоговение. Все, что только говорил месье Андре, было для него словом евангельским; имя его почти не сходило у него с языка.
Другое лицо, о котором мы также в последнее время мало говорили, это Мажесте, «другое я» Фрике.
Прежде всего, надо сказать, что этот чернокожий мальчуган был как бы неразлучной тенью белого мальчугана. Вся его жизнь заключалась в том, чтобы любить Флики, делать, как Флики, смотреть на Флики, если тот молчит, и слушать его, если тот говорит, словом, подражать ему во всем.
Он, как и Фрике, был славным маленьким пареньком. Его образец для подражания ничем дурным не отличался, поэтому маленький негритенок смело мог во всем походить на него. Правда, Фрике не блистал
