Андре, уже совершенно оправившийся, вдохнув полной грудью свежий морской воздух, принял на себя еще раз обязанности ассистента при докторе, который, не теряя ни минуты, тотчас достал из своего набора необходимые инструменты и наложил повязку на рану разбойника. Надо было спешить, так как раненый, потерявший очень много крови, бледный, с каплями пота, выступавшими на лбу, тяжело дышал и вот-вот мог умереть от потери крови. Его спустили в межпалубное помещение и уложили на койку.
Затем пришла очередь и второго раненого, который находился в беспамятстве. Рана его была ужасна. При виде ее доктор печально хмыкнул.
— Черт побери, какой удар! — воскликнул он, совершенно позабыв, что виновником этого удара был он сам.
Андре невольно улыбнулся.
У несчастного было сведение лицевых мускулов на лице. Это обстоятельство сразу бросилось в глаза доктору, и он продолжал свой монолог:
— Ну, этот пропал!.. Что поделаешь!.. Раздробление височной кости… Если бы не это раздробление, то с помощью дюжины булавок ему можно было бы сфабриковать довольно презентабельную рожу!..
Дюжина булавок!.. Доктор рассуждал об этом весьма спокойно, но из одних этих слов можно было понять, каких ужасных размеров была рана, так как булавки втыкаются не ближе чем на расстоянии двух сантиметров одна от другой.
— Проклятое раздробление!.. Что ни говори, все равно тут ничего сделать нельзя! Так перенесем же его в лазарет, и пусть будет, что будет… В сущности, ведь он сам во всем виноват!..
Между тем Барбантон, торжественный, как истинный представитель власти, приступил к допросу своего пленника. В данном случае он изображал собой военно-полевой суд.
Обвиняемый, по-видимому англичанин по происхождению, быть может, понимал по-французски, но все время хранил упорное молчание, не отвечая ни на один из вопросов.
Это, однако, не смущало полевой суд, который добросовестно заносил на бумагу свой допрос и удовлетворялся тем, что отмечал после каждого вопроса: «Обвиняемый ничего не отвечал».
На этот раз Барбантон был уверен в себе и не опасался более смешного обвинения, предъявленного ему Кардвельским судом за то, что он составил протокол против людей, собиравшихся пожирать себе подобных.
Теперь на мачте судна развевался французский флаг. Преступление было совершено на французском судне, и Барбантон, одновременно председатель полевого суда, письмоводитель и представитель вооруженных сил, обладал, так сказать, всеми правами власти.
— Вы не желаете отвечать?.. Как вам угодно!.. Вы будете повешены!
— Вы так думаете? — рассмеялся наконец пленник. — Видно, вы не знаете, кто я и где вы теперь сами находитесь! — сказал он на довольно хорошем французском языке. — Правда, в данный момент ваша взяла, но вы все равно обречены… Вы разыскиваете тех, кого вы называете морскими бандитами, то есть таинственных матросов разбойничьего корабля, не правда ли?.. Но разбойничье судно невидимо и морские бандиты не умирают. Вы, как вижу, считаете и нашего вождя Великого господина, и тех, кто повинуется ему, людьми весьма наивными, подобными вам самим. Вы даже не знаете, что судно, на котором вы сейчас находитесь, принадлежит им. То, что вы сейчас одержали верх, это простая случайность. О вашем пребывании здесь будет дано знать кому следует, если уже это не сделано. Ваш крейсер может найти путь к атоллу, пусть так, но ни один из вас не войдет в него живым, так как доступ туда немыслим ни для кого, кроме нас самих!.. Теперь атолл недалеко менее чем через два часа вы увидите его кокосовые пальмы. А вот и «Молния» спешит сюда на всех парах!..
Действительно, это была «Молния», которая, приняв небольшое судно за то, чем оно и было в действительности и вместе с тем и не было, то есть за единомышленника морских бандитов, открыла по нему огонь. Выстрелы с крейсера чуть было не попали в наших друзей. Однако управляемая искусной рукой Бернара маленькая яхта все-таки подошла к крейсеру, и наши друзья, которых уже считали погибшими, были встречены с радостью, какую нетрудно себе представить.
Командира де Вальпре не удивило последнее нападение бандитов: ведь ему же было известно, что у этих морских разбойников существовали союзники на всем земном шаре. Не естественно ли, зная их продуманную организацию, предположить, что вблизи бандитского убежища у них также оказались верные союзники в тех цивилизованных местах, откуда можно было ожидать возможной экспедиции против них?
Но на этот раз обстоятельства обманули ожидания разбойников. Они рассчитывали без труда справиться с безоружными французами, которых хотели уничтожить и затем предупредить своих сообщников о прибытии крейсера, в том случае, если, зная в точности местоположение и назначение этого атолла, он решился бы атаковать его.
Командир де Вальпре был уже у цели. Он хотел, чтобы ни один из бандитов не ушел из его рук, а потому старался маневрировать так, чтобы крейсер не накрыли вражеские снаряды. Выстрелы из орудий, конечно, оповестили уже врага, а потому скрываться и хитрить было бесполезно.
Атолл был уже виден. Наступала ночь, прожектор, зажженный на марсе, заливал целыми снопами света рифы, которые теперь были видны так же ясно, как днем. Туда были направлены с «Молнии» все морские бинокли и подзорные трубы, так что ничто не могло там шевельнуться, чтобы этого не заметили с крейсера.
На следующий день на рассвете предполагалось произвести разведку.
Слово «атолл» требует, быть может, некоторых объяснений, чтобы были вполне понятны все перипетии разыгравшейся здесь драмы.
Под этим именем подразумевают коралловые острова. Они обычно образуют кольцо, это объясняется тем, что свое очертание острова заимствуют от кратеров подводных вулканов, на которых крошечные полипы начинают создавать свои гигантские сооружения.
Это поистине поразительное чудо природы, как говорил великий Дарвин, — грандиозная преграда, о которую разбиваются морские волны вечно бушующего океана.
Волны почти постоянно венчают густой белой пеной эти рифы, и легко себе представить, что воды океана — это такой всесильный, такой непобедимый враг, против которого трудно устоять. Между тем океан постоянно побеждается тем, что нам кажется невыразимо слабым и бессильным. Нельзя, конечно, сказать, что океан щадит коралловые рифы. Их громадные обломки, раскиданные по берегам островов, на которых растут кокосовые пальмы, достаточно свидетельствуют о действии волн, о силе и мощи их. И действие это беспрерывно.
Громадный вал, подымаемый постоянным действием пассатных ветров, дующих постоянно в одном направлении с одинаковой силой на весьма значительном протяжении, порождает волны, столь же сильные и свирепые, как волны во время бури в умеренных поясах. Волны без отдыха ударяются об утесы, и нет возможности смотреть на этот вечный прибой без мысли, что остров, будь он даже из чистого гранита, не может устоять против этого неудержимого напора бушующих волн.
Между тем маленькие островки стойко выдерживают напор моря, и это потому, что здесь действует еще другая живая сила — сила органическая, заимствующая у каждой отдельной пенящейся волны частицы известковой соли, чтобы образовать из них симметричное строение, не уступающее по качеству и красоте произведению зодчего.
Пусть буря ломает их на тысячи обломков, не все ли равно! Что значит это кратковременное разрушение в сравнении с неустанной и беспрерывной работой мириад строителей, трудящихся день и ночь в течение десятков, сотен лет, в течение целых тысячелетий!
Не странное ли дело, что мягкотелый полип побеждает благодаря законам природы могучую механическую силу волн беспредельного океана, силе которого не могут с успехом противиться ни промышленность человеческая, ни неодушевленные творения природы?!
