несколько смущен тем обстоятельством, что ее выбор пал именно на него. Дело в том, что Шейла ему нравилась своей прямотой и товарищеским стилем поведения, который он так быстро воспринял как нечто само собой разумеющееся. Поэтому он решил снова вести себя с ней как в первый день знакомства, чтобы в голове девушки не возникало ни малейшего подозрения, будто под внешней манерой обращения с ней скрывается нечто иное.

Тем не менее, когда Алек проводил его до ворот дома миссис Сондерсон, Роджер с явной неохотой приблизился к ее входной двери и нажал кнопку звонка. Разница между миссис Сондерсон и Шейлой была столь же неизмерима, как между черным шелковым надушенным бельем и грубыми башмаками, в которых бродяг по вересковой пустоши. А надо сказать, Роджеру никогда не правилось черное шелковое белье.

Вернулся он на Хай-стрит почти в половине восьмого. Заглянув в пустую гостиную, Роджер взбежал по лестнице в комнату Алека, где сей джентльмен с большим старанием причесывался перед туалетным столиком.

— Привет, Алек, я кое-что узнал, — сказал он отрывисто, — не спрашивай, каким образом я этого достиг, или я сейчас разрыдаюсь. Тяжела ты, жизнь сыщицкая. Но я недаром подвергал себя хлопотам, я кое-что получил взамен.

— Да? Это хорошо! Что же именно?

Роджер упал в кресло рядом со столиком.

— У Бентли была интрижка с Мэри Блауэр!

— Неужели! Клянусь Юпитером, это скверно! — присвистнул Алек.

— Для нас, ты хочешь сказать? Но миссис Бентли об этом не знала — во всяком случае, Сондерсон не может сказать определенно, было ли ей об этом известно.

— Значит, не знала? Но как ты думаешь воспользоваться этой новостью?

— Понятия не имею, — признался Роджер, зажигая сигарету. — Но связь со служанкой — факт (и, насколько я успел уяснить, Бентли, хотя и был хиляком, но хиляком влюбчивым. Это отнюдь не первая его любовная интрижка, согласно всезнающей Сондерсон). Бентли поиграл девицей, а затем бросил ее. У миссис Бентли были однако сомнения на этот счет, и она предупредила служанку, что увольняет ее. Та потребовала от Бентли, чтобы он вмешался, но тот недвусмысленно послал ее к черту, и, как оно водится, ее любовь перешла в ненависть, однако сама к черту Мэри Блауэр не пошла. Она решила сделать все, чтобы отправить к нему миссис Бентли. А в результате получилась вся эта история. После того как миссис Бентли арестовали, Мэри призналась в содеянном на груди миссис Сондерсон, но кроме нее никто ничего об этом не знает.

— Гм! Это, наверное, все осложнит!

— Да, осложнит, потому что ставит под сомнение все свидетельские показания Мэри Блауэр, понимаешь? Она ненавидит обоих супругов Бентли, как самую ядовитую отраву, и поэтому нельзя верить ни единому слову из того, что она о них говорит. И еще одно. Миссис Бентли знала, что муж ей изменяет, до того, как сама вступила в связь с Алленом. Так она рассказывала миссис Сондерсон. Ну разве не странно, что женщины совершенно не умеют хранить молчание о подобных вещах! Они выбалтывают подругам самые интимные подробности своей замужней жизни — доверяют такие сокровенные детали, которые мужчина ни за что не доверит даже лучшему другу, скорее он предпочтет сгореть заживо. Меня от таких женских привычек почти тошнит. Впрочем, для начинающих сыщиков. должен признаться, подробности не бесполезны.

— Нет, больше не углубляйся в рассуждения о женщинах, — предупредил его Алек, — не отклоняйся от главной темы. Что ты имеешь в виду? Ч го Мэри Блауэр сама отравила Бентли?

— Необязательно она, но мотив у нес был, не так ли? Господи, как осложняется ситуация. Из шести человек, которых мы держим на подозрении, не меньше четырех имели самые убедительные мотивы желать, чтобы друг Бентли накрылся травяным одеялом, и это кроме самой миссис Бентли.

— Целых четверо?

— Несомненно. Во-первых, Мэри Блауэр — из-за вышеупомянутых причин. Во-вторых — братец Уильям, чтобы полновластно завладеть семейным делом, а этого контроля он несправедливо, по его мнению, лишался из-за отцовского завещания — при этом надо помнить, что он ничего не знал о новом завещании старшего брата. В-третьих, это братец Альфред, а его мотив — чтобы новое завещание поскорее вступило в силу. И, наконец, — миссис Аллен.

— Миссис Аллен? А она тут при чем?

— Ну это же очевидно. Больше всего в жизни она ненавидит миссис Бентли. Какая месть может сравниться с той, если ее соперницу повесят как убийцу? Это же просто супермщение!

— Но, черт побери, неужели для этого она стала бы травить Бентли?возразил Алек.

— А почему бы нет? — задумчиво возразил Роджер. — Я бы не слишком настаивал на том, что это невозможно В подобных обстоятельствах женщина становится сущим дьяволом, ты же знаешь. И откуда нам знать, не имела ли она зуб и против самого Бентли тоже? О да, мы вполне можем считать, что у нее тоже был мотив для совершения убийства, и очень серьезный. Итак, включаем ее в список 'подозреваемых вдвойне'.

— 'Подозреваемых вдвойне'?

— То есть имевших и возможность, и мотив к совершению убийства. Все шестеро подозреваемых имели для этого возможность и четверо из них подходят под рубрику 'мотив'.

Роджер откинулся на спинку стула и выдохнул облачко дыма.

— А что понимать под словом 'мотив', Алек? Мотивы бывают разные: убийство с целью обогащения, из мести, убийство из 'страсти к уничтожению', из ревности и по убеждению — вот какова классификация мотивов в одной очень интересной книжке, которую я недавно прочитал[9] . Мне кажется, мы вполне можем исключить в данном случае убийство по убеждению. Никто в целом мире не мог бы в здравом уме решить, что в интересах человечества необходимо вычеркнуть мистера Джона Бентли из списка живущих и эффективно приступил бы к выполнению данной задачи. Поэтому у нас на руках остается только пять возможных мотивов убийства.

— Ну, мне кажется, можно исключить мотив 'из страсти к уничтожению',предложил Алек.

— А вот этого мы как раз и не должны делать, — решительно возразил Роджер, — вот эту возможность никогда нельзя исключать, и чем сложнее дело об убийстве, тем более надо все время помнить об этой возможности. Предположим, что сиделка — человеконенавистница и обуреваема страстью к убийству!

— Опомнись, Роджер, будь благоразумен.

— Черт бы побрал тебя, Александр, — воскликнул задетый за живое Роджер, я как раз очень благоразумен и говорю это серьезно. Ты считаешь, что сиделка не может питать убийственные намерения по отношению к пациенту? Тогда позволь мне ткнуть тебя носом в дело Кэтрин Уилсон, которая убила не меньше семи своих подопечных и собиралась убить еще несколько и которую судья, судивший ее. как он заявил потом частным образом, считал самой ужасной преступницей из всех когда-либо существовавших на земле — это его собственные слова, с которыми я, впрочем, не вполне согласен.

— Уф!

— Это произошло в тысяча восемьсот шестьдесят втором году. Дело произвело довольно большое волнение в обществе. Могу подарить тебе в качестве вспомогательного аргумента, если захочешь поспорить на эту тему, что ее заставляла убивать не только страсть к уничтожению себе подобных. Она так умело воздействовала на них, что жертвы всегда завещали ей свои деньги или же она еще каким-нибудь образом выгадывала на их смерти, хотя, по-моему, это не отменяет ее маниакальной страсти убивать. Тем не менее мы отнесем ее к разряду убийц ради обогащения. Далее. Обратимся к делу дамы по фамилии Ван де Лейден, тоже сиделки, которая между шестьдесят пятым и восемьдесят пятым годами прошлого столетия отравила не меньше двадцати семи человек и делала все от нее зависящее, чтобы отравить еще семьдесят пять. Обрати внимание также на некую Мари Жаннере, у которой были такие же поползновения и которая стала профессиональной сиделкой, чтобы удовлетворять подобные импульсы, что она и осуществляла довольно успешно. Ты все еще считаешь, будто я ошибаюсь, утверждая, что профессиональная сиделка может быть маньячкой-человекоубийцей?

— Нет.

— Принимаю твое извинение, — сказал с чувством собственного достоинства Роджер. — Но на чем мы