Я чувствую тепло и напряженность мозга,— Он крепко мысль вынашивал свою. Я узнаю его по каждой складке тонкой, Она не стерлась, нет! Она еще жива. Жив этот рот. Он знал огромные слова: И смертный приговор, и песенку ребенка, И звон стиха, и формулы железа. Он мог наказывать. Он целовал и грезил. Он мог клеймить и гнать, смеяться и шутить, Безмолвно каменеть, дрожать в тоске и страсти, Но никогда еще он не умел застыть Куском мясца. Как видно, славный мастер Сформировал его из лучшего литья. Так формируются трибуны и солдаты. Проверкой мощности для них бывали даты Хорошего рабочего житья. Они — донбассовцы. Они — магнитогорцы. Они умели жить. Успела возмужать Работы, радости и наступленья рать, Разведчики, герои, жизнеборцы. Уменье жить. Уменье знать. Уменье стать в строю. Уменье истребить. Уменье гнать. Исполнить. И он, ведущий класс, творит судьбу свою, Одним стремлением, одною страстью полный». И он решает, он выносит приговор От имени истории и партии: достоин Включиться в жизнь и жить — или в грязи коснеть? Взошли над всей землей зениты страшных боен. Так начиналась жизнь. И так кончалась смерть. Так раскрывалось нам истории начало. Так начинали жить. И так закончен суд. И вот она — уже ушла под спуд, И вот она — сегодня отзвучала, Триада рубежей извечных естества, Закон рождения, и зрелости, и смерти: Родился — раз. Плодил подобных — два. Распался — три. В четвертое — не верьте. О дружба масс, ты первой входишь в вечность! Прекрасная тревога тысяч — ты Для жизни единиц расширила пути, Открыла для людей дорогу в бесконечность! И жить — ведь это жить, впервые ощутив, Узнав себя помноженным впервые На солидарность всех, чье имя — коллектив, На цели и мечты, неслыханно большие. Вот ощущение бессмертия. Вот где Труда и творчества разрушена граница, И в творческом пылу всесильный труд таится, И счастье творчества — в любом труде. Жить — это значит жить. Осуществляя труд, Осуществляя мысль, осуществляя слово В строфе поэм, в тяжелых грудах руд И в ритмах твердого, уверенного кова Выковывая радости статут. И ты, безвестный друг, чей череп брошен тут, Среди густой травы, в настурциях и мятах, Ты не из тех существ, забвением объятых, Каких рождал разбой, отчаянье и блуд. Ты не погиб во мне, ты — вместе с миллионами Таких, как я. Ты — всюду. Ты — живой. И кровь и грязь меся походными колоннами, Врубая под землей еще один забой, Пуская пулю в лоб своим врагам заклятым, Ведя по целине моторов гром и дрожь, Склоняясь до утра над начатым трактатом, Ты творчески вошел в бессмертье… Что ж, Привет тебе, товарищ!.. …А за лугом Далекая песня звучала. Он слышал ее. Он смеялся — садовник, взрастивший цветник. Ударясь о череп, по дугам, Как будто на гранях кристалла, Дробился огнем семицветным расколотый солнечный блик. Росинки блестели над кругом Высокого лба. Осыпала Пыльцу на висок пожелтелый планетка багряных гвоздик. 1934
