имущество, а что он в этом деле находит себе поддержку в деревенском миру. И поддерживают это явно неправое дело не какие-нибудь отбросы, а люди с положением, имеющие влияние на весь ход мирского хозяйства. Какие же порядки пойдут дальше, когда в деревне будут заправлять такие руководители?
Мельников глубоко вздохнул и подстегнул лошадь. Впереди, в синеватой дымке вырисовывались колокольни городских церквей, зеленели крыши белых домов.
'Да, выдел единственное средство перетрясть этот мир, а то сколько в нем плесени развелось, -- подумал Мельников. -- Побываю у члена суда и пойду в землеустроительную'.
Мельников вспомнил вчерашнее заявление о выделе, как оно было принято, и его больно кольнуло внутри.
'Это Харитон Петров виноват. Очень круто ведет, надо бы полегче…'
Но ему сейчас же вспомнилось поведение односельцев, и он представил себе, мог ли он сам говорить с ними мягче, и вдруг почувствовал, что и у него, человека редко бывающего дома, пожалуй бы, не хватило нужной мягкости. Каково же тому, кто живет с ними все время?
Письмоводитель члена суда сквозь очки взглянул на Мельникова и спросил:
– - Что скажете хорошего?
– - Хорошего ничего, а плохое есть, из-за этого и приехал.
И Мельников рассказал о том, что было у них на сходе.
– - Какое же это имеет значение? Пусть у вашего дяди есть желание получить вашу землю, но пока у него не будет на руках настоящих документов, исполнительного листа, он все-таки ее не получит, а исполнительного листа он не получит ввиду предъявленного спора.
Мельников сказал, что общество на стороне дяди и, например, в выдаче приговора, удостоверяющего, что земля куплена после отдела дяди, оно отказало.
– - И пусть себе. Приговор этот не имел бы никакого значения. Все равно, ваш дядя половинную часть земли получит, но это будет не скоро, а до того времени вы будете владеть, как владели.
Мельников ушел из канцелярии успокоенный, и все его тяжелые чувства пропали. Он свободно вздохнул на улице и уже бодро и легко направился в землеустроительную комиссию.
Насколько была тесна и неуютна камера члена суда, настолько широка и светла канцелярия землеустроителя. Стены и потолок нового дома, чисто выструганные, но ничем еще не оклеенные, блестели от обильно льющегося в широкие окна света. На стенах висели карты, плакаты, таблицы и аляповатая картина о старом и новом хозяйстве. Большой письменный стол был завален бумагами, другой стол в стороне был занят пишущей машиной, на которой работал молодой стриженый паренек. За большим столом с конца стола сидел плотный мужчина в куртке табачного циста, с густыми белокурыми солдатскими усами, и подпирал какие-то бумаги. Кресло у средины стола, предназначавшееся для начальства, было незанято. Белокурый усач сейчас же поднял голову на Мельникова и спросил, что ему нужно.
– - Заявление о выделе передать.
– - Какой волости?
Мельников сказал и передал заготовленное и подписанное желающими выделяться заявление.
Усач пробежал заявление, поглядел на Мельникова и, держа лист в правой руке, пошел в соседнюю комнату. Минуты через две он вышел оттуда, а за ним шел высокого роста, полный и рыхлый господин, молодой еще, но с голой головою, рыжими усами и мешками под глазами. Лицо его было дрябло, нос подозрительно краснел, но в прищуренных глазах светилось такое высокомерное презрение ко всему, что как будто бы он ходит и занимается своим делом из сожаления к кому-то, а что для него есть другое, более высшее назначение. Однако он очень вежливо ответил на поклон Мельникова, быстро изменил свой внешний вид и любезно сказал, проходя к своему креслу:
– - Садитесь, пожалуйста. Лазарь, дай стул!
Парень оторвался от пишущей машины и ловко подвинул стул Мельникову. Землеустроитель еще раз указал на него рукою и спросил:
– - Вы что же, сами выделяетесь?
– - Собственно, мой отец. Я сам живу в Петербурге.
– - Прекрасно, а другие сами хозяева?
– - Да.
– - Очень хорошо. Мы это дело скоро можем провести. У нас как раз к осени будут свободные землемеры, мы и пошлем их к вам. Только я посоветовал бы вам просить об оценке всей общественной земли.
Мельников заявил, что им интересно было бы получить свои паи ближе к купленной.
– - По оценке это будет легко. Тогда будет справедливей, и нас избавит от всяких нареканий.
– - Что ж, мы на оценку согласны.
– - Вот и великолепно. Мы очень охотно содействуем выделам, -- признался непременный член. -- Мы верим, что новая форма пользования землею -- верный путь к крестьянскому подъему. Вы ведь несомненно понимающий человек, скажите, что можно добиться от работы на этих узких лентах с буграми посредине? Ведь сколько нужно потратить времени на одни переезды?
И землеустроитель, отведя глаза в сторону и только изредка взглядывая на Мельникова, с легкими запинками, как будто бы он повторял наизусть не совсем хорошо заученную историю, стал говорить о тех выгодах, которые может получить каждый хозяин, перейдя на отруб или хутор. Тут было и повышение урожая, и улучшение сортов продукта. Он переводил это на цифры, и цифры были очень внушительны. Мельников с интересом слушал его беседу, но он никак не мог понять, как это такой видный господин может так глубоко входить во все подробности крестьянского хозяйства. Неужели это искренно?
Землеустроитель, высказав все, опять перевел взгляд на Мельникова, закурил новую папироску и прибавил:
– - Так вот-с. Вы и ваши компаньоны вступают на такой путь, который переустроит всю вашу жизнь. Могу пожелать вам самого полного успеха.
Мельников встал и поблагодарил. Землеустроитель, пожимая ему на прощанье руку, еще раз обещал, что сделает все возможное, чтобы скорей и лучше устроить выдел…
Из города Мельников приехал не только успокоившийся, но повеселевший. Но дома его опять встретила неприятность. Ему сказали, что сегодня все утро на покосе была брань.
– - Кто же бранился?
– - Да этот едун, Восьмаков. Он все утро кричал, что ты поехал в город кого-то там смазывать, чтобы делу помешать.
– - Какая ж тут смазка? Тут без всякой смазки пойдет
– - Против закону, говорит, идут: закон присудил дяди землю отдать, а они артачатся. А Машистого с Протасовым как травили!.. Грозят отвести самую негодную землю.
– - Что Восьмакову-то, много нужно?
– - Расчеты не вышли. Год-то нонче будет бесхлебный, думал, у кого лишняя душа, скупать, а теперь, пожалуй, и не продадут; скажут, выделимся -- подороже возьмем. В других местах такая земля-то по десятинам ценится.
– - Да только один Прохор Овчинник хочет выделяться-то.
– - Найдется еще. Это они сейчас боятся объявлять, а как приедет начальство, и они выступят.
Константин Иванович встал, чтобы идти из избы.
– - Куда ты?
– - К Харитону Петрову сходить.
– - Не погодить ли. Он, кажется, не вытерпел сегодня, клюнул. Недавно я его видел: шел шатался.
– - Что ж, доняли его?
– - Кого такие дьяволы не доймут. Уж он на что зубаст, а как насели, отгрызнуться не мог.
