социального вопроса в монархии и республике для пролетариата ни один «социальный вопрос» еще не был решен» (Соч., т. V, стр. 208).
Энгельс проводит также любопытную параллель между Бабёфом и Наполеоном. Упадок демократии должен был обнаружить скрытое в ней противоречие. «Либо равенство, т. е. неприкрытый деспотизм, либо истинная свобода, истинное равенство, т. е. коммунизм. Оба являются последствиями Французской революции. Первое последствие извлек Наполеон, второе — Бабёф» (Соч., т. II, стр. 394).
Таким образом, якобинская диктатура является тем сгустком классовой борьбы эпохи революции, от которого оттолкнулся бабувизм. Но из этого еще никак не следует, что можно было бы исчерпать вопрос о происхождении бабувизма, связав его по прямой магистрали с классическим робеспьеровским якобинством. Никто другой, как Маркс, с исключительной проницательностью вскрыл линию развития бабувизма и выяснил его ближайших и непосредственных предшественников уже в ходе самой революции. «Революционное движение, — писал Маркс в «Святом семействе», — которое началось в 1789 г. в «Социальном кружке», которое в середине пути имело своими главными представителями Леклера и Ру, и, наконец, потерпело на время поражение вместе с заговором Бабёфа, — движение это вызвало коммунистическую идею, которая после революции 1830 г. снова введена была во Францию другом Бабёфа, Буонарроти. Эта идея, последовательно разработанная, и есть идея нового мирового порядка» (Соч., т. III, стр. 147).
Как видим, Маркс находит предшественников Бабёфа в лагере левой оппозиции эпохи якобинской диктатуры, в лагере «бешеных». В каком же смысле можно говорить о «бешеных», о Ру, о Леклере как о предшественниках Бабёфа? Необходимо сейчас же подчеркнуть, что и идеологи «Социального кружка» и «бешеные» не были ни социалистами, ни тем более коммунистами. Жак Ру и его единомышленники всецело стояли на точке зрения сохранения частной собственности.
Недаром Жак Ру эпиграфом к своей речи, произнесенной им в Конвенте 25 июня 1793 г., взял слова: «Народ, защищая свои права, я презираю смерть; докажи мне свою благодарность уважением к лицам и собственности».
Целью «бешеных» было вместе с тем устранение социального неравенства. «Свобода лишь пустой призрак, — говорил Жак Ру в той же речи, — когда один класс людей может безнаказанно заставлять другой голодать. Равенство лишь пустой призрак, когда благодаря монополии богатые имеют право жизни и смерти над своими ближними…» Достижение этой цели «бешеные» мыслят себе в формах последовательно проведенного эгалитаризма. Жак Ру выдвигает проект изгнания «богатых» из армий, Леклер проектирует национализировать торговлю и т. д. Можно сказать, что «бешеные» вплотную продвинулись к демаркационной линии, отделяющей эгалитаризм от коммунизма. Именно поэтому и родословную Бабёфа мы должны выводить не из половинчатого эгалитаризма якобинцев, а из гораздо более последовательного, более радикального эгалитаризма «бешеных». И это обстоятельство имеет свои совершенно определенные классовые предпосылки. Движение «бешеных» уходило своими корнями в тот слой, который, говоря словами Энгельса, был в эпоху революции «более или менее развитым предшественником современного пролетариата». Перерастание эгалитарной идеологии «бешеных» и отчасти эбертистов в бабувизм соответствует, таким образом, внутреннему развитию, проделываемому рабочим классом в эпоху революции. Оно является выражением роста его классового самосознания в связи с общим ходом и конечными результатами буржуазной революции. «Благосостояние для всех на основе труда — даже чересчур определенно выражает стремления тогдашнего плебейского братства, — писал Энгельс в письме Каутскому от февраля 1889 г. — Чего они хотели, никто сказать не мог до тех пор, пока Бабёф, спустя долгое время после падения Коммуны, не придал этому определенной формы. Если Коммуна со всеми стремлениями к братству выступила слишком рано, то Бабёф пришел слишком поздно». («Историк- марксист» № 2 (80) стр. 43.)
Политическая биография Бабёфа может быть надлежащим образом оценена только в свете приведенных указаний Маркса и Энгельса.
Таковы исторические истоки бабувизма. Определив их, мы этим самым определяем его историческое значение. Идея бабувизма выходила, говоря словами Маркса, «за пределы идей всего старого мирового порядка», она была идеей нового мирового порядка, или, иначе говоря, идеей коммунизма.
Вместе с тем нужно сейчас же оговориться насчет того, в каком смысле Маркс и Энгельс говорили о коммунизме применительно к бабувистской идеологии.
И Маркс, и Энгельс неоднократно подчеркивали слабые, реакционные стороны бабувизма. Еще в 1842 г. Энгельс, говоря о Бабёфе и Буонарроти, указывал на то, что «коммунистический замысел не удался потому, что тогдашний коммунизм был еще слишком сырой и поверхностный…» (Соч., т. II, стр. 394).
«Бабувисты, — пишет Маркс в «Святом семействе», — были грубыми, нецивилизованными материалистами…» (Соч., т. III, стр. 160). Их коммунизм противопоставляется «развитому коммунизму», ведущему свое происхождение «непосредственно от французского материализма».
Отзыв, данный в «Коммунистическом манифесте», нам уже известен. Сводится он к тому, что революционная литература, выражавшая во всех великих революциях требования пролетариата, в том числе и «сочинения Бабёфа», проповедовала «всеобщий аскетизм и грубую уравнительность». Совершенно очевидно, также, что Энгельс в «Анти-Дюринге» имеет в виду бабувизм, говоря об «аскетически суровом, спартанском коммунизме, осуждавшем всякое наслаждение» (Соч., т. XIV, стр. 18). При разборе отдельных сторон учения Бабёфа мы имели возможность убедиться в полной обоснованности подобной оценки бабувизма.
Идеи уравнительства, как известно, не имеют ничего общего с марксизмом. «Прочтите, — говорит тов. Сталин в беседе с немецким журналистом Людвигом, — как Маркс критиковал Штирнера за его тенденции к уравниловке, прочтите марксову критику Готской программы 1875 г., прочтите последующие труды Маркса, Энгельса, Ленина, и вы увидите, с какой резкостью они нападают на уравниловку. Уравниловка имеет своим источником крестьянский образ мышления, психологию дележки всех благ поровну, психологию примитивного крестьянского «коммунизма». Уравниловка не имеет ничего общего с марксистским социализмом. Только люди, не знакомые с марксизмом, могут представлять себе дело так примитивно, будто русские большевики хотят собрать воедино все блага и затем разделить их поровну. Так представляют себе дело люди, не имеющие ничего общего с марксизмом. Так представляли себе коммунизм люди вроде примитивных «коммунистов» времен Кромвеля и Французской революции».
Примитивность Бабёфовского коммунизма проявляется в целом ряде других характерных его особенностей. Бабувизм незнаком с природой общественных классов, он не идет дальше простого противопоставления богатых и бедных. Правда, бедноту он мыслит как класс, живущий на наемную плату, но от этого еще достаточно далеко до понимания места пролетариата в капиталистическом обществе и его исторической миссии. Поэтому-то и будущую диктатуру, призванную расчистить дорогу коммунистическому преобразованию общества, бабувизм мыслит себе в расплывчатых очертаниях диктатуры трудящихся, поэтому ему недоступна стальная отточенность марксовой формулы диктатуры пролетариата.
Наконец, мы видели, как в конкретном плане экономической реконструкции, разработанном Бабёфом, доминирующее место заняло сельское хозяйство, как исходной его точкой стала идея упразднения частной собственности на землю.
Ленин, полемизируя в 1902 г. с эсеровской программой-минимум и обращая особенное внимание на соединение в этой программе требования социализации земли с требованием «развития в крестьянстве всевозможных видов… экономических коопераций», писал: «Поставить рядом в программе-минимум социализацию земли и кооперацию, — для этого необходимо было, признаемся, редкое гражданское мужество. Наша программа-минимум, с одной стороны — Бабёф, с другой — г. Левитский[5]» (Ленин, Соч., т. V, стр. 159). Таким образом, Ленин также подчеркивает связь, существующую между бабувизмом и идеей социализации земли.
Из этого, конечно, не следует, что мы должны весь коммунизм Бабёфа сводить без остатка к коммунизму «аграрному». Предполагая полное упразднение частной собственности, Бабёф тем самым включал сюда и собственность на орудия и средства производства. В п. 8 «экономического декрета» прямо говорится о машинах, которые будут находиться в заведовании властей национальной коммуны. Мы знаем также, что предполагаемое упразднение городов отнюдь не должно было повлечь за собой какой-либо технической деградации. Администрация коммуны должна была следить за применением машин и «всяких изобретений, способных уменьшить тяжесть человеческого труда».
