составил воззвание к народу под названием «Манифест равных» и предложил его на рассмотрение Директории. Проект был отклонен по причинам, о которых мы уже говорили в предыдущей главе. Вместо «Манифеста» Директория приняла прокламацию, озаглавленную «Содержание доктрины Бабёфа, осужденного Исполнительной директорией за проповедь правды». Она распространялась и расклеивалась по городу 20 жерминаля (9 апреля). Кроме того, агенты заговорщиков распространяли газеты «Народный трибун» и «Просветитель народа или защитник 24 миллионов угнетенных». Последняя была занята популяризацией идей «Трибуна». В ней, между прочим, Сильвен Марешаль помещал свои стихи, направленные против Директории. Она прекратилась на седьмом номере.

23 жерминаля появилось- «Мнение о двух конституциях; 25-го пущена была в обращение прокламация, озаглавленная: «Должно ли повиноваться конституции 1795 года»; 24-го напечатано: «Письмо воли-свободы к своему другу террору» (редактированное Гризелем); 27-го раздали «Воззвание трибуна к армии»; 29-го распространили «Ответ господину М. В.», а 1 флореаля был выпущен «Окрик французского народа на своих угнетателей».

Так, день за днем, ширилась агитация заговорщиков. Тайная директория собиралась каждый вечер на конспиративной квартире Бабёфа, всегда имевшего под рукой главные документы и печать общества. На этой печати, по которой агенты заговора узнавали распоряжения Директории, вокруг по краю шли слова: «Общественное спасение». Вот что сообщает Буонарроти о характере работ Директории: «На собраниях рассматривались следующие дела: 1) донесения агентов и проекты ответов на них; 2) подлежащие печатанию прокламации; 3) предложения о форме ведения восстания; 4) законодательные акты, долженствующие сопутствовать восстанию; 5) вопросы об учреждении и организации будущей республики. Все решения, принимавшиеся Тайной директорией по большинству голосов, регистрировались и служили материалом для корреспонденции и других подготовительных работ, распределенных между заговорщиками. Все было без подписи. Бабёф, вынужденный благодаря преследованию скрываться, был почти единственным редактором писем и инструкций. Их переписывал секретарь и рассылал революционным агентам Дидье.

Благодаря работе своих агентов Директория была в курсе всего, что делалось в Париже. Она получала подробные донесения о настроении различных общественных кругов. Мнения, речи, споры, — все передавалось ей через агентов. День за днем Тайная директория наблюдала рост оппозиционных настроений в Париже. День за днем увеличивались шансы на успех вооруженного восстания.

Между тем заговорщикам стало известно, что монтаньяры, бывшие члены Конвента, замышляют, со своей стороны, восстание в целях восстановления Конвента и конституции 1793 года. Возник вопрос о блоке между «равными» и остатками якобинской партии. Подобный блок делал необходимым уступки якобинцам, известный политический компромисс. «Равные» в собственной среде должны были изжить довольно крупные разногласия по вопросу об организации власти после переворота.

Излюбленный лозунг агитации заговорщиков «Конституция 93 года» выдвигался ими преимущественно в тактических целях, на самом же деле не могло быть и речи о немедленном введении в действие конституции. Между самим актом восстания и установлением новой конституционной власти мыслился определенный переходный период, заполнить который мог только режим диктатуры, режим временной, революционной власти, способной раз навсегда вырвать народ из-под влияния «естественных врагов равенства».

Существовало три предложения касательно самого устройства этой временной власти. Согласно первому из них восстанавливался Конвент. Это предложение, выдвигавшееся в свое время Амаром, основывалось на необходимости иметь власть, санкционированную народным суверенитетом. Предполагалось созвать Конвент в составе депутатов, насильственно удаленных из Собрания в эпоху термидорианской реакции и впоследствии объявленных не подлежащими избранию. Однако и в таком составе Конвент не мог удовлетворить Тайную директорию. Он включил бы слишком много элементов «болота», слишком много малодушных, скомпрометированных, слишком много третьесортных якобинцев, явно не расположенных к принятию коммунистических планов «равных». Отклонив созыв Конвента, Директория пришла к мысли о назначении восставшими временного революционного правительства. Дебон и Дартэ предлагали учредить единоличную диктатуру и поручить ее какому-либо «добродетельному гражданину», но большинство высказалось за коллегиальную форму правления. Итак, немногочисленное правительство с неограниченными, чисто диктаторскими полномочиями должно было взять на себя руководство революцией в ее переходный период. Оно должно было также определить состав Национального собрания, составленного из депутатов, по одному от каждого департамента. Собрание это должно было быть облечено верховной властью. Однако на деле эта власть была бы чисто номинальной, так как правительство должно было сохранить за собой право контроля работ собрания. Таковы были планы заговорщиков до того, как им пришлось завязать переговоры с якобинцами.

Как видим, «равные» стремились учредить настоящую революционную диктатуру, способную осуществить замышлявшийся ими экономический переворот. Этот проект не мог не встретить решительных возражений со стороны якобинцев. Между тем с якобинцами были тесно связаны члены Военного комитета при Тайной директории, в частности Фион и Россиньоль. Генерал Россиньоль, очень популярный среди жителей Антуанского предместья, был по своим настроениям гораздо ближе к якобинцам, и поэтому, узнав об их планах, он стал выражать явное неудовольствие тактикой Тайной директории. Несмотря на живейшие протесты Дебона, Тайная директория после долгих и горячих прений приняла предлагавшееся соединение. Пришлось согласиться на созыв Конвента, но при условии добавления к его составу по одному депутату от каждого департамента по назначению Директории. Кроме того, якобинцам предложено было подчиниться всем декретам, какие будут даны заговорщиками в день восстания. Однако это компромиссное предложение не удовлетворило якобинцев. Они отвергли назначение депутатов как покушение на народный суверенитет и отказались санкционировать революционное законодательство заговорщиков. Тайная директория в заседании 16 флореаля (5 мая) дала резкий отпор притязаниям якобинцев. Их представителю было указано на то естественное недоверие, какое вызывали среди «равных», бывшие члены Конвента, скомпрометированные своим бездействием в самые решающие дни революции. К вечеру 18 флореаля (7 мая) якобинцы переменили свое решение и приняли условия Тайной директории. На следующий же день было созвано объединенное заседание Тайной директории и комитета якобинцев, на котором присутствовали Бабёф, Буонарроти, Дартэ, Дидье, Дион, Массар, Россиньоль, Робер Линдэ, Друэ, Рикор, Леньело, Жавог и Жорж Гризель. Собрание имело место на квартире у Друэ. Тайная директория обратилась к собравшимся с изложением мотивов, побудивших ее встать во главе заговора.

«Вспомните ваши клятвы, — говорил заговорщикам оратор, — вспомните бедствия, вызванные забвением тех принципов, которые вы клялись закрепить вашею кровью. Настало время сдержать ваши обязательства: надо сражаться… Никогда не было заговора более законного; дело не в том, чтобы избрать новых повелителей, ни один из нас не стремится к богатству или власти; эти изменники заставляют нас взяться за оружие только во имя права на существование, во имя свободы и ради счастья наших сограждан; тайно набранная нами армия освободителей ждет нашего сигнала, чтобы ринуться на кучку тиранов, угнетающих народ… Все благонамеренные нам известны; злые трепещут от страха. В назначенный вами день то оружие, которое тирания тщетно старается у вас отнять, окажется в руках наших братьев. Вы пожелали, чтобы подготовляемая нами революция была революцией до конца и чтобы народу не приходилось больше довольствоваться отвлеченной свободой и смехотворным равенством. Фактическая законная свобода — вот что должно отличать ваше возвышенное дело от всех предшествующих. Все затруднения побеждены; любовь к отечеству объединила нас — условия, подписанные бывшими представителями нации, и единогласно принятые положения «Акта восстания» возвестят и обеспечат народу справедливость и полезность этого восстания. Время не терпит: народное нетерпение дошло до крайних пределов; не будем же дальнейшим промедлением рисковать потерей случая, который, может быть, нам больше не представится. Мы просим вас: добавить к принятым нами мерам то, что вы найдете необходимым, и назначить время восстания.

Мы или погибнем в бою, или закончим столь долгую, столь кровавую революцию победой и равенством».

Так говорит представитель Тайной директории. Затем выступил Робер Линдэ, бывший член Конвента и будущий министр финансов Директории. Он пытался обосновать созыв Конвента и указывал на необходимость придать революции совсем особенный, чисто народный характер путем проведения в жизнь