«Изложение доктрины» резюмирует в 15 пунктах основы учения «равных». Здесь в сжатой форме воспроизведены уже известные нам положения об естественном равенстве всех людей, об истинной цели общежития, заключающейся в охране этого равенства; о возложенной природой на всех людей обязанности трудиться. Основные лозунги Бабёфа формулированы в следующих выражениях:

«4. Труд и потребление должны быть общими для всех.

6. Никто не может присвоить земельную и промышленную собственность исключительно себе, не совершая тем самым преступления.

10. Цель революции — уничтожить неравенство и восстановить всеобщее счастье».

Последние четыре параграфа «изложения» суммируют политические лозунги восстания, сводя их к требованию конституции 1793 г.

Гораздо важнее по своему содержанию «Ответ на письмо гражданина М. В.». В нем мы встречаемся со значительным уточнением и дальнейшим развитием положений, намеченных в статьях, «Народного трибуна». Мы наблюдали уже уравнительную тенденцию пронизавшую собой все построение Бабёфа. Но именно принцип уравнительности и должен был создавать наибольшие трудности при разработке конкретных планов экономического переустройства общества. Как совместить уравнительность с проблемой экономического прогресса, с проблемой роста производительных сил? Не повлечет ли за собой установление царства фактического равенства экономический упадок? Не будут ли парализованы при этом всякие стимулы к повышению производительности труда. В письме гражданина М. В. как раз и развивались всяческие сомнения по данному поводу. М. В. рекомендует себя шестидесятилетним стариком и отцом шести детей. Он сам не знает никакого ремесла. Он не торговец, не меняла, не биржевой игрок, не банкир, даже не чиновник. Тем более у него оснований желать подлинного равенства. Но вместе с тем он обуреваем сомнениями. Придется произвести поголовный раздел земель. Но разве результаты, достигнутые таким переделом, могут быть сколько-нибудь прочными? Затем, нельзя ведь ограничиться одной лишь землей. Очевидно, подвергнутся уравнению также и продукты духовного творчества и изобретательства. «Предположим, что я приношу в общественный магазин прекрасную картину, отлично работающую машину, превосходное изобретение, научные открытия в области физики, химии, гидравлики или естественной истории, поэму, музыкальную пьесу, способность играть на скрипке, на арфе или клавесине, гармоничный звук моего голоса и т. д. и т. д. Пусть вместе со мной приходит мой сосед-сапожник и пусть мы получим равные доли мяса, хлеба, вина и т. д. Это еще не все. Нужно, чтобы такой порядок вещей упрочился, чтобы он не привел к исчезновению вкуса, гения, стремления к прекрасному и ко всяким усовершенствованиям в науке и ремеслах. Наконец, даже если равенство будет осуществлено, не понадобятся ли для его поддержания новые правительственные законы? В заключение М. В. просит «Народного трибуна» разъяснить свои планы и дать ясное доказательство осуществимости действительного равенства.

Свой ответ Бабёф начинает с указания на то, что система равенства сама по себе исключает всякую возможность раздела имуществ. Раздел этот в свое время послужил источником всех зол, обрушившихся на общество. Нет ничего более противного равенству и общему счастью, чем частная собственность вообще и раздел земли в частности. В основе подлинного равенства лежит общий труд и общее потребление. Общий труд увеличит богатства общества, а равномерное распределение труда освободит от невыносимого бремени тех, кто сейчас обречен на исключительное истощение своих сил. В настоящее время народные массы влачат более жалкое существование, чем в естественном состоянии.

«Да, поистине это будет ужасно, господин М. В., если ваш хлеб, ваше мясо, ваше вино и ваша одежда выйдут из того же магазина и будут отвечать тому же вкусу, что пища и одежда какого-нибудь сапожника, — иронизирует Бабёф над своим корреспондентом. — Но вот вопрос: зачем это природа вздумала одарять это грязное животное желудком и чувствами, подобными вашим? Несчастный! Неужели вам, утопающему в роскоши, для полноты счастья требуется еще картина чужих страданий?»

Столь же неосновательным возражением представляется Бабёфу ссылка на мнимую опасность, угрожающую ремеслам и искусствам. «Правда, если эта гибель непременно должна иметь место, народная масса, которой решительно чужды все достоинства изящных искусств, не почувствует от этого никакой неприятной перемены». Но такого исхода нечего опасаться. Бабёф подчеркивает, что не может быть и речи о нивелировке вкусов и склонностей, о возвращении к состоянию варварства. «При нашем эгалитарном устройстве, — пишет Бабёф, — искусство получит новые импульсы в виду полезности для всего общества и примет возвышенный отпечаток великих чувств, естественно порождаемых широким содружеством счастливых людей. Граждане будут хорошо питаться, одеваться, пользоваться развлечениями, не будет ни неравенства, ни роскоши, одна только республика будет богата, блестяща и всемогуща… Некоторые профессии, продукты которых служат для увеселения ничтожной кучки паразитов и для высасывания из них принадлежащих им огромных богатств, уступят, конечно, место другим профессиям, способным повысить благосостояние широких общественных масс. Но пожалеет ли кто о подобной перемене? Наука и искусство… быстро стряхнувши с себя иго лести и эгоизма меценатов, начнут служить исключительно интересам всего общества. Место фривольных поэм, неказистой архитектуры и бесцветных картин займут цирки, храмы и прекрасные портики, где верховный народ, ныне живущий в худшей обстановке, чем домашние животные, станет черпать в памятниках и философских творениях знание, пример и любовь к мудрости.

«В этом увлекательном плане, прелести которого я набрасываю здесь лишь в самых общих чертах, мы найдем разрешение проблемы: найти такое устройство, при котором каждый человек при минимальной затрате труда мог бы пользоваться величайшими удобствами жизни».

В качестве переходных мероприятий Бабёф предлагает сосредоточить все наличные богатства в руках республики; сделать труд обязательным; дать общественно-полезное назначение всем отраслям хозяйственного труда; собирать в общественные склады все продукты земледелия и промышленности; озаботиться равномерным их распределением; положить конец всякой частной собственности и торговле; заменить торговлю рациональной системой распределения; поручить это дело органам государственной власти; и, наконец, основать воспитательные дома, в которых дети будут приучаться к труду.

В идеальном общежитии труд, таким образом, «сделается приятным и веселым занятием, уклоняться от которого ни у кого не будет ни охоты, ни интереса», а научный прогресс получит мощный стимул в виде «серьезного и искреннего чествования обществом своих благодетелей-ученых».

Наконец, Бабёф отвергает и последние аргументы М. В. — необходимость правительства и слишком крупные размеры территории республики. Весь правительственный механизм будет необычайно прост, работники его не смогут получать большего вознаграждения, чем остальные граждане. Труд будет распределяться сообразно с местными условиями. Равномерное распределение также будет легко налажено мудрой властью, свободной от помех, налагаемых в настоящее время своекорыстной алчностью правящих и управляемых. Наконец, совершенно исчезнут крупные города, «эти скопища всех пороков»; промышленная деятельность сблизится с земледелием. Франция покроется сетью счастливых деревень; ее жители будут отличаться горячей привязанностью к своему отечеству; общество избавится окончательно от тяготеющих над ним зол; законодательство превратится в искусство просвещать народ и давать ему полезные развлечения.

Как видим, «Ответ М. В.» — это крупнейший шаг на пути конкретизации коммунистического идеала Бабёфа. Конечно, и тут он не может освободиться от сковывающих его уравнительных тенденций. Отсюда ряд характерных для Бабёфа противоречий. С одной стороны, труд сделается общеполезным и приятным занятием, с другой стороны — большая его эффективность мыслится исключительно как результат чисто количественного его перераспределения, вне связи с общим подъемом производительных сил в коммунистическом обществе. Заметим также, что города должны исчезнуть и что, следовательно, индустриальные и торговые центры растворятся в море процветающих деревень. Правда, предварительно «ремесла» должны переменить места своего пребывания, приблизившись к земледельцам, но было бы, конечно, совершенно неправильно отождествлять бабувистскую дезурбанизацию с марксистским учением об уничтожении противоположности между городом и деревней. Ведь город для Бабёфа — это прежде всего скопище всяких пороков, которому деревня противопоставляется как почти идиллическое место процветания гражданских и семейных добродетелей.

Вместе с тем Бабёф — и в этом положительная сторона его концепции — отстаивает науки и искусства. Будущее коммунистическое общество означает для него высшую ступень в развитии человеческой культуры. Правда, и тут необходимо допустить известные оговорки. Народная масса, и по Бабёфу, оказывается совершенно незаинтересованной в «процветании искусств». Но, так или иначе, мы