исполнение в общественных местах песни «Пробуждение народа», распевавшейся бандами золотой молодежи. Она предписала также министру полиции расследовать происки роялистов в южных департаментах, где свирепствовал белый террор. Мероприятия эти вызвали очередной сдвиг у пантеоновцев. Общество постановило приветствовать Директорию в день годовщины смерти короля. Часть пантеоновцев действительно явилась в Люксембургский дворец и здесь, к вящему негодованию Бабёфа, эскортировала коляски директоров. В конце нивоза в обществе Пантеона был принят адрес с выражением верности конституции III года и готовности поддержать правительство в его борьбе с врагами.

Численность общества между тем все возрастала. Если 29 брюмера оно насчитывало в своих рядах 150 человек, если 8 фримера это число возросло до 934, то уже 30 фримера оно включало в свой состав до 1 500 членов. Большая их часть, согласно данным полицейского рапорта, проживала в Жерменском предместье и в районе Нового моста и только незначительное меньшинство в Антуанском предместье. Последние были плохо одеты и походили на рабочих. Кроме них имелось также порядочное число военных.

«Члены общества, — читаем мы в другом рапорте, — ходят в предместье Мартен и там распространяют среди рабочих членские карточки общества. Рабочие, имеющие работу, отказываются примкнуть к ним, не желая, по их словам, связываться с какой-либо партией вообще. Безработные, наоборот, легко поддаются на убеждения пантеоновцев».

По словам Буонарротти, в плювиозе начался приток в общество людей из народа. Но тем не менее на собраниях пантеоновцев преобладала по-видимому мелкая буржуазия, хотя возможно, что процесс полевения связан был не только с радикализацией настроений парижского мещанства, но и с изменением социальной окраски самого общества.

В вопросах социально-экономических пантеоновцы не шли дальше пределов, закрепленных в практике якобинской диктатуры. Так, 7 нивоза, после заслушивания сообщений ряда граждан о росте цен на предметы первой необходимости и квартирной платы, «внесено было предложение просить Директорию провести через законодательный корпус дополнительные законы о принудительном займе для облегчения положения бедных, о таксации предметов первой необходимости, ускорить их проведение в жизнь, установить наблюдение над булочными и мясными лавками» и т. д. Через несколько дней было повторено предложение просить Директорию о восстановлении максимума. Оно было отклонено. Сочли неудобным тревожить Директорию в момент, когда она «сама занялась изучением причин общественной нищеты». Зато в это же время или несколько позже была принята петиция по поводу падения курса бумажных денег.

Более общее, принципиальное значение имело внесенное комиссией предложение требовать проведения в жизнь т. н. вантозовских законов и закона о распределении национального имущества на сумму в миллиард франков среди «защитников отечества». По словам Буонарроти, «наиболее ревностные сторонники дела равенства видели в законе о миллиарде средство добиться осуществления вантозовских законов и, кроме того, способ освоить нацию с тем принципом, что право распоряжения всяким имуществом находится в руках суверена». Отсылка составленной в соответственном духе и единогласно принятой петиции была, однако, отсрочена «под влиянием правительственных агентов».

В плювиозе наступает третий период в истории общества Пантеона, когда оно решительно переходит в наступление против режима Директории. Оно принимает адрес с требованием выполнения вантозовских законов. Далее, после продолжительных дебатов пантеоновцы выносят постановление «об использовании празднества декад для публичного служения божеству и проповеди естественного закона». Целью инициаторов этого предложения было получить легальную возможность пропаганды среди народных масс под предлогом отправления культа. Они рассчитывали арендовать для своих собраний помещение какого- нибудь храма. Особой комиссии поручено было заняться поисками помещения и выработкой катехизиса и регламента нового культа[3].

4 вантоза Жермен предложил обществу протестовать перед Директорией против ареста жены Бабёфа. Протест принять не решились, но провели, тем не менее, подписку в пользу детей Бабёфа. Через день 6 вантоза, председательствовал Буонарроти. Дартэ прочел выдержки из № 40 «Народного трибуна». Собрание бурно аплодировало всем наиболее резким выпадам против Директории и ее министров.

Зимой 1795/1796 г. внутренней армией, расположенной в Париже, командовал только что начавший выдвигаться молодой генерал Бонапарт. Участие в подавлении вандемьерского восстания положило начало его карьере. Она была упрочена покровительством Барра и ревностным выполнением предписаний Директории. В начале вантоза и в прессе, и в Советах стали усиливаться нападки на общество Пантеона. 8 вантоза (27 февраля) состоялось постановление Директории о закрытии общества. Для соблюдения приличий под эту меру подвели еще несколько мелких клубов роялистского направления. На следующий день оно было сообщено Совету пятисот, и в то же время Бонапарт во главе сильного отряда войск сам привел его в исполнение. Буонарроти полагает, что Бонапарт был не только простым исполнителем, но и настоящим вдохновителем этого постановления. Он велел передать себе ключи от зала, где происходили заседания общества,

«Нам сообщают из ряда департаментов, — писала газета «Плебейский оратор», — о том, что закрытие общества Пантеона вызвало торжество у роялистов и послужило предлогом к новому утеснению республиканцев». Закрытие общества имело двоякое значение: во-первых, оно положило конец всяким иллюзиям, распространенным довольно широко в среде мелкой буржуазии, о возможном повороте Директории на демократические рельсы; во-вторых, разрушив легальную базу бабувистов, оно с тем большей остротой поставило вопрос о создании конспиративного центра и о постановке в порядок дня вооруженного восстания против Директории.

Еще в пору существования общества пантеоновцев, было ясно, что помимо легального центра массового движения необходим еще и подпольный, вполне законспирированный штаб, который мог бы взять на себя подготовку вооруженного восстания. Отметим тут же, что исключительная роль, придававшаяся бабувистами Пантеону как организации массовой, лишний раз разоблачает версию об узко заговорщических установках Бабёфа и его друзей.

В начале 1796 года повстанческий комитет сформировался на собраниях, происходивших у бывшего члена Конвента Амара[4], проживавшего в Париже на улице Клери. У Амара перебывали — Дартэ, Буонарроти, Массар, Жермен, к которым присоединились Дебон, Женуа, Лепеллетье, Клеман и Маршан. Все они сходились на том, что необходимо свергнуть конституцию III года и созданное ею правительство. По словам Буонарроти, собрания у Амара «представляли собой род политического лицея, где, установив причины бедствий, гнетущих народы, стремились к выяснению принципов общественного строя, которые могли бы устранить эти бедствия и помешать их возвращению». Члены Амаровского комитета полагали, что «причина все возрастающего порабощения народов всецело заключена в неравенстве» и что «разрушение этого неравенства должно стать задачей всякого добродетельного законодателя». Но дальше уже начинались разногласия. Амар, представитель чистой якобинской традиции, настаивал на взимании контрибуций, реквизиций и налогов с актов купли-продажи. «Другие предлагали раздел недвижимых имуществ, законы против роскоши и прогрессивный налог». Однако все это казалось недостаточным для Дебона, Дартэ, Буонарроти и Лепеллетье. Реквизиции, налоги, контрибуции, — все это были средства, испробованные уже в эпоху якобинской диктатуры. Отымая у собственника необходимые стимулы предпринимательства и закупоривая тем самым источники общественного производства, мероприятия эти, по мнению Буонарроти и его друзей, не могли бы пресечь исчезновение звонкой монеты и рост спекулятивной торговли. Половинчатому эгалитаризму Амара они противопоставляли «общность имуществ и труда» или, иначе говоря, равное распределение обязанностей и прав. В этом они видели «подлинный предмет и признак совершенства общественного строя, а также единственный общественный порядок, способный навсегда изгнать угнетение, сделав невозможной разрушительную работу честолюбия и скупости и гарантируя всем гражданам наибольшую долю счастья».

Дебон составил даже обширный мемуар, в котором доказывал несправедливость права частной собственности и обрисовывал длинную цепь бедствий, явившихся необходимым ее следствием. Аргументация эта так поразила Амара, что он, если верить Буонарроти, стал убежденнейшим сторонником системы общности имуществ. «Комитет признал, что без радикального преобразования собственности никакие законы в защиту свободы и равенства не смогут получить полезного и длительного применения».