противопоставить ему. Реставрация привела к тому, к чему стремились Пим и Гемпден, и отвергла крайности, порожденные гражданской войной и диктатурой индепендентов. Победа палаты общин имела важные последствия для всего исторического развития Англии.
В 1660 г. родилась новая концепция верховной власти. В своих ранних конфликтах с Карлом I и его отцом парламентарии не стремились к полному уничтожению королевских прерогатив.
Тогда главный удар наносили юристы палаты общин, и принципы, которыми они руководствовались, в основном совпадали с принципами общего права. Они сражались зато, чтобы поставить закон выше короля. Этот закон, как представляли многие, выражала Великая Хартия вольностей — закон, традиционно защищавший англичан от произвольного ареста и суда, закон, на протяжении многих веков охранявшийся судами общего права. Парламент не стремился к тому, чтобы стать всемогущим, он не покушался на традиционные привилегии короны, но он стремился контролировать применение Великой Хартии вольностей с тем, чтобы обеспечить конституционные свободы, которыми должен обладать не только представительный орган, но и каждый человек. Известный юрист Кок утверждал, что единственно правомочными интерпретаторами закона являются судьи. В годы республики и Протектората возникла идея о том, что высшей законной силой обладает акт парламента. Эта доктрина была новой, юристы не отстаивали ее — тогда власть уже захватила армия. Так вожди армии оставили свой след в конституции. Идея Кока о том, что традиции и обычаи королевства являются фундаментом любого закона, выше которого не может быть ни воля короля, ни постановление парламента, ни их совместное решение, его мечта о том, что судьи Верховного суда общего права будут определять, что законно, а что нет, в Англии так никогда и не осуществилась. Эта идея возродилась за океаном, в Новой Англии, ожив в ходе американской революции, направленной против парламента и короны.
Как всегда, самым деликатным и в то же время не терпящим отлагательства был вопрос о финансах. Помимо обычных расходов, требовались огромные суммы на выплату долга армии и для расчетов с теми, кто поддерживал короля во время его вынужденного пребывания за границей. Ни парламент, ни Карл не согласились выплачивать долги, сделанные в годы Протектората. Король отказался от сохранившихся за ним доходов от опеки над наследствами и рыцарской службы и других традиционных средневековых источников прибыли. Вместо них парламент назначил ему пожизненное содержание, которое, вместе с доставшейся по наследству собственностью, составляло примерно 1 миллион 200 тысяч фунтов. Не слишком значительные размеры этой суммы ставили его в весьма стесненное положение и на деле оказались даже несколько ниже, но Карл и его советники заявили, что они довольны. За годы гражданской войны и Протектората страна обеднела; процесс сбора налогов был почти полностью дезорганизован, и пренебрегать выделенным пожизненно содержанием было бы неразумно. Что касается непредвиденных расходов, то здесь король полностью зависел от парламента, с этим согласился и сам Карл, и Э. Хайд. Не учитывать мнение парламента корона уже не могла.
И корона, и парламент стремились избавиться от армии. Эта грозная сила, достигшая численности 40 тысяч человек и не имевшая равных в Европе по боевым качествам, должна была быть распущена. Кроме того, все сходились на том, что ни при каких обстоятельствах в стране не должно быть больше постоянной армии.
Однако такие решения воспринимались тяжело — прежде всего теми, кого затрагивали непосредственно. «Кавалеры» чувствовали обиду и унижение, сознавая, что реставрация монархии не принесла им вознаграждения за преследования, жертвами которых они были все эти годы. Тщетно протестовали они против закона об амнистии, называя его «законом о забвении прошлых услуг и прощении былых преступлений». Роялистов возмущало то, что наказанию подлежали только непосредственные виновники смерти Карла I, тогда как те, кто вел против него войну и способствовал его гибели, кто вымещал свою злобу на его верных друзьях, оставались безнаказанными и даже сохранили за собой неправедно нажитые состояния. Тем не менее и «кавалеры» соглашались с необходимостью избавиться от армии, хотя многим казалось чудом, что это можно сделать без кровопролития. Простые солдаты, рядовые «железнобокие» ощутили на себе изменение общественного мнения, и многим из них это было непонятно. Разве не они одержали великие победы на полях сражений, разве не они защищали правое дело пуританской церкви? Теперь это чуть ли не вменялось им в преступление. Грозная армия, которая добилась казни короля и разогнала не один парламент, теперь перестала быть политической силой и ей снова предстояло уйти в тень. Но теперь солдаты уступили. Получив причитающиеся им деньги, они вернулись домой, к своим прежним занятиям, и через несколько месяцев эта грозная, непобедимая военная машина растворилась в мирном населении, почти не оставив следа. Отныне они являли собой пример предприимчивости и умеренности, как прежде доблести и рвения.
Из примерно шестидесяти человек, подписавших покойному королю смертный приговор, к 1660 г. около трети уже умерли, еще треть сбежала, так что ответить за цареубийство могли только человек двадцать. Король, стремившийся спасти как можно больше из них, встретил противодействие лояльного ему парламента. Карл заявлял о снисходительности к убийцам своего отца, а парламент, многие из членов которого содействовали процессу над королем и его казни, громко требовал возмездия. В конце концов девять человек были казнены по обвинению в государственной измене, ответив, таким образом, за всех. Почти все из них гордились содеянным. Харрисон и другие офицеры взошли на эшафот с твердым убеждением, что потомки воздадут должное их самопожертвованию. Малодушие проявил только Хью Питере, пламенный проповедник, но пример товарищей и кружка крепкого пива придали ему сил. Когда палач, с забрызганным кровью мечом в руке, встретил его словами «Как, вас устроит это орудие, доктор Питере?», он твердо ответил, что вполне готов встретить смерть. Однако общественное мнение требовало наказания всех, причастных к казни Карла I, и, чтобы удовлетворить его, 30 января 1661 г., в годовщину цареубийства, устроили символическую казнь его главных виновников. Прах Кромвеля, Айртона и Брэдшоу был извлечен из гробниц в Вестминстерском аббатстве, где их всего несколько лет назад погребли со всей торжественностью. Затем их протащили по улицам города, повесили на виселице в Тайберне, где они провисели двадцать четыре часа, после чего останки были брошены в навозную кучу.
Выкопали из могил и захоронили в какой-то яме также прах Пима и еще двадцати парламентариев. Столь отвратительного надругательства над мертвыми требовало общественное мнение, и король был рад разрешить его — лишь бы не казнить кого-то еще.
На смерть также были осуждены еще два человека — генерал Ламберт и сэр Генри Вэн.
Богатый послужной список Ламберта позволял ему активно влиять на события в стране. В последний год республики он мог в любой момент захватить власть. Нам уже известны его планы относительно восстановления монархии. Ламберт мог опередить Монка и стать главной силой Реставрации, так же как мог расправиться с Монком и присвоить себе титул лорда-протектора. Его отличали безграничная дерзость и огромный опыт. Но все планы Ламберта провалились, и теперь генерал «железнобоких», герой десятка сражений, предстал перед судьями. Он униженно добивался пощады от короля. В лице брата Карла II, герцога Йоркского, он нашел влиятельного защитника. Его простили. Остаток жизни Ламберт провел в Гернси, где ему разрешалось свободно передвигаться по острову, а затем в Плимуте, находя утешение в ботанике и живописи.
С Вэном дело обстояло сложнее. Он с презрением отказался подавать прошение о помиловании и защищался так искусно и воодушевленно, опираясь на логику и закон, что мог бы получить снисхождение. Но в его прошлом отыскали одно деяние, оказавшееся для него фатальным. Ему припомнили, что двадцатью годами ранее он передал Пиму записи своего отца Генри Вэна-старшего, касавшиеся заседания Тайного совета, в которых якобы говорилось о намерении Страффорда ввести в Англию ирландскую армию. Для Страффорда это закончилось трагически. Если уж платить по долгам, так платить! Этого пропустить было нельзя. Карл II не проявил ни малейшего желания пощадить Вэна. «Он слишком опасен, чтобы оставлять его в живых, — сказал король. — От него нужно избавиться, если есть законный повод». Вэн встретил смерть с большим самообладанием, до последнего момента пытаясь убедить собравшуюся толпу в своей невиновности.
В Шотландии чуть ли не единственным знатным человеком, поплатившимся жизнью, стал Арчибальд Кемпбелл, маркиз Аргайл. Он прибыл в Лондон, чтобы приветствовать возвратившегося Карла II, но был сразу же арестован. Карл, желая избавиться от лишних забот, отослал его в Шотландию. Король затратил немало усилий, чтобы свести к минимуму число жертв. «Я устал от казней», — сказал он. Но шотландский парламент, поддавшись общим настроениям, все же отправил бывшего лидера ковенантеров на эшафот.
