Несмотря на все принятые меры предосторожности, его беспокойство в отношении своих войск было обоснованным. День за днем он держал их в состоянии неопределенности. Ветеран «круглоголовых» Томас Ферфакс, прибывший в Йорк, собрал немало сторонников, призывая выбрать «свободный парламент». Монк пообещал ему быть там через десять дней или погибнуть. Он сдержал свое слово. В Йорке Монк получил то, на что давно надеялся, — приглашение отчаявшейся палаты общин, «Охвостья», явиться в Лондон. Он шел на юг и во всех городах и графствах слышал одно требование — «Свободный парламент!». Третьего февраля войско Монка и Ферфакса достигло Лондона. Вскоре Монк высказал недовольство безапелляционными распоряжениями, отдаваемыми «Охвостьем», особенно одним из них, содержавшим требование снести ворота Сити, чтобы запугать его жителей. Дело в том, что Сити уже перешел на сторону роялистов, и там собирали деньги для Карла II. В отличие от Кромвеля и Ламберта, Монк решил привести к повиновению парламент, не разгоняя его, а включив в его состав лояльных к себе лиц. В феврале 1660 г. он созвал тех его членов, которые были исключены во время «прайдовой чистки» в декабре 1648 г. В основном это были пресвитериане, ставшие в душе роялистами. Восстановление монархии приближалось. В ночь возвращения изгнанных депутатов лондонский Сити, по словам Сэмюэля Пеписа, «светился огнями, повсюду звучали колокола». Один генерал изгнал депутатов, другой — вернул их на место. Первым же своим актом восстановленная палата общин объявила недействительными все законы и постановления, принятые после «прайдовой чистки» в 1648 г. Таким образом, все события, произошедшие в этот двенадцатилетний промежуток, признавались не имевшими под собой законной юридической базы. Монка провозгласили главнокомандующим всеми вооруженными силами. Шестнадцатого марта 1660 г. «Охвостье» Долгого парламента самораспустилось. Последним его решением стало назначение новых выборов в парламент, который, как предполагал Монк, наверняка призовет Карла II. После марша из Шотландии через всю страну он убедился в том, что массы английского народа устали от конституционных экспериментов и желают возвращения монархии.

Но прежде предстояло урегулировать еще множество вопросов. В первую очередь, нельзя было допускать мести нового короля в отношении солдат. Армия, активно боровшаяся против Карла I, теперь восстанавливала на престоле его сына. Тем самым она ставила себя в неловкое положение, выйти из которого ей необходимо было достойно, сохранив лицо. Теперь все возвращалось на круги своя — если не по сути, то хотя бы внешне. Монк обратился с письмом к Карлу II, советуя ему предложить стране полную амнистию, сделав исключение лишь для нескольких лиц, список которых одобрит парламент, пообещать полное возвращение долгов солдатам и подтвердить законность сделок по купле-продаже земли. Ситуация в Англии изменилась: значительная часть земли, главного источника богатства и знатности, перешла в другие руки, и вернуть ее прежним владельцам было уже невозможно. Все считали, что король может снова вступить в свои права — в отличие от потерявших свои поместья «кавалеров». Следовательно, Карл должен будет безоговорочно признать тот факт, что новые собственники сохранят за собой свои приобретения. Никаких репрессий! Все начинается заново.

Помимо вопроса о земельной собственности, существовала не менее важная проблема — ведь священная кровь Божьего помазанника все же была пролита. Виновных в казни Карла I было не так уж много, и они являлись людьми, хорошо известными всей стране. Если те, кто воевал на стороне парламента, смогут обрести уверенность, что их самих не станут преследовать, то не будут возражать против справедливого воздаяния цареубийцам. Деяние 1649 г. противоречило закону и привело в ужас всю нацию. Пусть те, кто послал законного государя на эшафот, ответят за свои действия. Как бы там ни было, это несколько приземленное решение вполне соответствовало стремлению к компромиссу, всегда игравшему неоценимую роль в британской истории.

Совет Монка был передан верному канцлеру Карла II Эдуарду Хайду, разделявшему со своим господином все невзгоды. (Впоследствии король вознаградит его, даровав титул графа Кларендона.) Хайд составил проект манифеста Карла, получившего название Бредской декларации. В этом документе король пообещал оставить решение всех спорных вопросов на усмотрение будущих парламентов [121]. Именно благодаря заботам Хайда, Реставрация принесла возрождение старинных государственных институтов, в том числе парламента и прецедентного права, чуть было не утраченных в ходе кромвелевских экспериментов.

В то время как переговоры с Карлом II близились к концу, в Англии состоялись выборы в новый парламент [122]. Номинально всем тем, кто воевал против республики, запрещалось в них участвовать, но влияние роялистов оказалось столь сильным, что этот запрет не имел никакого эффекта. Значительное большинство получили пресвитериане и роялисты, а республиканцы и анабаптисты уступили им почти во всех графствах. Тщетно пытались они поднять оружие, тщетно пытались взывать к Ричарду Кромвелю, который уже собрался было искать убежище во Франции. Ричард напомнил им, что они же сами и лишили его власти. Ламберт, сбежавший из Тауэра, куда его заключили, готовился продолжить спор на поле боя, но сторонники покинули его, а вскоре и сам он был схвачен без всякого кровопролития. Поражение Ламберта предопределило успех Реставрации. Монк, основная часть его армии, милиция Сити, роялисты, подавляющее большинство новых членов палаты общин, пэры, вновь собравшиеся как ни в чем не бывало, — все сплотились и не сомневались в своей силе.

Были восстановлены обе палаты парламента. Оставалось только призвать короля.

Парламент поспешил послать изгнанному Карлу крупную сумму денег на личные расходы и вскоре озаботился подготовкой для него государственной кареты, обитой изнутри алым бархатом. Флот, некогда столь враждебный Стюартам, отправился за море, чтобы доставить Карла к родным берегам. В Дувре короля уже ждали бесчисленные толпы. Двадцать пятого мая 1660 г. его, только что прибывшего в Англию, с глубоким почтением встретил генерал Монк. Путешествие в Лондон походило на триумфальное шествие. Люди самых разных слоев приветствовали короля, вступающего в свои законные права. Одни веселились, другие плакали от радости, не сдерживая чувств. Казалось, что все словно очнулись после кошмара и снова наступил Золотой век. Карл, канцлер Кларендон, испытанный годами лишений секретарь Николе и горстка скитальцев, разделивших с королем его несчастья, с удивлением смотрели на все происходящее. Та ли это страна, откуда им едва удалось спастись всего несколько лет назад? Еще больше, должно быть, изумился Карл, увидев в Блэкхите темные колонны «железнобоких», торжественно и послушно ожидавшие его. Лишь восемь лет назад он прятался от них в ветвях боскобелского дуба. Лишь несколько месяцев назад эти воины обратили в бегство его приверженцев у Уиннингтон-Бридж. Вступление Карла в Лондон [123] походило на праздник Благодарения. Мэр и советники шли во главе ликующей депутации горожан. Пресвитерианские богословы воспрепятствовали продвижению торжественной процессии короля только для того, чтобы преподнести ему Библию, сопровождая это горячими уверениями в покорности. Обе палаты парламента выразили свою преданность монарху. Все вместе — «кавалеры» и «круглоголовые», богатые и бедные, пресвитериане и индепенденты — стали участниками небывалой в истории сцены примирения и ликования. Для Англии это был день наивысшей радости.

Колесо истории, однако, еще не совершило полный оборот. Реставрировалась не только монархия, но и парламент. Фактически наступил величайший час в истории парламента.

Палата общин во время гражданской войны разбила корону на поле боя, а затем справилась и с армией, созданной ею для этой цели. Новый парламент, очищенный от республиканских и экстремистских элементов, стал главным политическим институтом страны, что никем не оспаривалось и не подвергалось сомнению. Все конституционные права и свободы, за которые боролась парламентская оппозиция при Карле I, пустили такие глубокие корни, что об их отмене даже не приходилось говорить. Все законы Долгого парламента, принятые после того, как Карл I покинул Лондон в начале 1642 г., все статуты республики или Протектората были отменены. Но сохранились значительные ограничения королевских прерогатив, на которые согласился Карл I. Те законодательные акты, которые он скрепил своей печатью, имели полную силу. Самой важной переменой было то, что люди теперь считали само собой разумеющимся, что корона — это инструмент парламента, а король — слуга народа.

Если доктрина божественного права королей возродилась, то доктрина абсолютной власти оказалась забытой. Времена, когда Тайный совет, Звездная палата и суд Высокой комиссии имели чрезвычайную юрисдикцию, ушли в прошлое. Даже сама мысль о том, что корона может вводить налоги без согласия представительного органа или с помощью каких-либо сомнительных уловок, казалась неприемлемой. Отныне вся законодательная деятельность осуществлялась законно избранным парламентом, где решения принимались большинством голосов, и никакой королевский указ не мог отменить это правило или что-либо