И вот, в то время как на Приме Центавра занимается пожар, император Мэррит отрезан от мира, пленяемый благородной леди Эльризией, Урза Джаддо занят своими личными делами, Лондо Моллари… имеет достаточно своих собственных, совершенно нетипичных проблем, с которыми он вынужден разбираться…

Лондо ненавидел поэзию. Лондо терпеть не мог минбарцев. Минбарская же поэзия положительно выводила его из себя. Единственной причиной, по которой он торчал на вечере минбарской ти-лы, было то простое обстоятельство, что здесь не могло быть и духа ни одной из его жен. (У Тимов не хватало терпения для подобных вещей, Мэриел была слишком занята своими интригами, и даже у Даггер не нашлось бы доброго словечка для всей этой дребедени). Ах да, Лондо же сидел здесь еще по одной причине. Поэт.

Он никогда раньше не встречался с шаалом Ленньером, но переданное вчера лично ему закодированное сообщение надоумило его пойти для встречи именно сюда. «Над домом Лис завтра будут девять теней». Лондо терпеть не мог кодов, и он надеялся, что со всеми этими тайными делишками он покончил многие годы назад. Но слово «тень» означало, что проигнорировать это сообщение он не мог. Дело было связано с Г'Каром.

Много раз, выполняя разные его поручения, Лондо спрашивал себя, почему он делает это. Если его раскроют, он окажется в крайне тяжелом положении. Политические заговоры — это одно, а вот выдача строго охраняемых государственных секретов и влияние на политику государства в интересах некоего нарна не могло закончиться для него ничем иным, кроме безотлагательной и очень болезненной расправы.

Но, каждый раз задавая себе этот вопрос, он вспоминал тот большой корабль, который издавал крик в его голове, и чуть было не убил его. Тот, который каждую ночь вплывал в его сон, — он видел его, пролетающим над Примой Центавра. И он вспоминал Г'Кара, нарна, который спас его. Все началось с того, что Г'Кар атаковал его корабль. Оба они оказались в ловушке на пустынной планете, а их корабли разбились. Поначалу Г'Кар изрыгал слова, наполненные черной ненавистью, а Лондо был испуган до крайности, потому что вспомнил видение своей смерти и узнал в нем Г'Кара. Но потом они оба увидели корабль, и Г'Кар тогда произнес имя Г'Квана. Он сел, и стал говорить с Лондо, — он рассказывал ему о Древнем Враге и о мертвом мире по имени За'ха'дум, рассказывал о Книге Г'Квана и о Тьме, что летит над землей. Лондо слушал его, скорее из страха, чем из любопытства, и начинал понимать. Он разделил с этим нарном его страх и его решимость. Они распрощались тогда, — каждого подобрали свои, но, как только война закончилась, Лондо стал выслеживать Г'Кара. Двигала им при этом не жажда мести, а интерес. И когда вдруг, посреди ночи, к нему в дом явился минбарец, и стал говорить о Г'Каре, а потом попросил об услуге, Лондо выслушал его и дал согласие.

Теперь он являлся элементом тайной игры Г'Кара. Лондо не мог с уверенностью сказать, что верит в Древнего Врага, или в слова нарнских пророков, но он не мог отделаться от воспоминания о том корабле, от своих снов, от смертного видения. Может быть, работая на Г'Кара, ему удастся предотвратить то, что он видел в нем — они двое душат друг друга на ступенях императорского трона. Может быть, но кто знает наверняка?

И вот поэтому он и был сейчас тут, вынужденный выслушивать эти невыносимые стихи, попивая остывшее бревари и глядя на маленький, незаметный значок на груди поэта. Он напоминал светлый кружок, в центре которого находился черный меч. У Лондо была похожая штука — он носил ее в качестве застежки камзола у своей шеи. По этому знаку сторонники Г'Кара могли узнавать друг друга.

Поэма, к несказанной радости Лондо, наконец-то закончилась, и несколько центавриан поднялись со своих мест, чтобы выразить свое восхищение шаалом Ленньером. В последнее время в свите императора все больше входило в моду все минбарское — минбарские фасоны, минбарские обычаи и, особенно, минбарская поэзия. Лондо удалось уловить краем уха, как некоторые из присутствовавших здесь центаврианок самым бесстыжим образом назначили поэту свидания. Услышав их слова, кто угодно на его месте густо покраснел бы и ушел, но минбарец лишь улыбался и кивал головой.

Наконец, сам Лондо обратился к шаалу Ленньеру с личной просьбой — доставить удовольствие своим творчеством ему и его женам в узком семейном кругу. Ленньер, поразмыслив, согласился — из вежливости и в свете укрепления связей между народами. Лондо от души повеселился, когда представил себе Тимов, Мэриел и Даггер, вынужденными сидеть и слушать всю эту кошмарную галиматью. И, кроме того, это послужит неплохим поводом заставить их ломать головы над тем, что у него на уме — так он сумеет направить их по ложному следу. А пока что шаал Ленньер принял приглашение Лондо совершить путешествие во дворец Моллари с целью проведения частной аудиенции.

Не раньше, чем они оказались в личной машине Лондо, которая была создана, чтобы наглядно демонстрировать статус владельца, поражать своим видом, обеспечивать надежную защиту от чужих ушей, а также с учетом разных приятных мелочей вроде скорости и комфорта, — не раньше, чем они оказались в ее салоне, Лондо заговорил.

— Ну, так? Какие новости от Г'Кара?

— В последнее время, боюсь, никаких, — ответил Ленньер после долгого, изучающего осмотра окружающей обстановки. — Однако у меня есть новости от посла Рифы, или, если выражаться точнее, от его атташе.

— Да, господин Котто. У меня были с ним кое-какие дела.

— Посол Рифа, по всей видимости, отправляется в центр легитимной власти землян на Проксиме 3. Он летит с целью… укрепления дипломатических отношений… чтобы обсудить союз землян и Центавра.

— Что?! — взревел Лондо.

Осекшись, он оглянулся. Конечно же, в машине не было окон, и она была полностью защищена от прослушивания. Даже водитель не мог слышать его, но все же… когда он заговорил снова, то продолжил уже тихим голосом:

— Этот договор — мой. Я организовывал все по указанию Г'Кара. И теперь вы говорите мне, что этот… этот… ибмецил прется куда-то со своей дипломатией. Как… нет, не говорите мне. Лорд Джарно. Он может сделать все, что угодно, для своего дорогого и ненаглядного друга Рифы — благодаря которому ему постоянно так крупно везет в накоплении игорных задолженностей. А любимая жена лорда Джарно — я бесконечно благодарен Великому Создателю, что ее мужем стал он, а не я, — близкая подруга нашей милой леди Эльризии, которая является единственной женщиной на этой планете еще хуже ее. Это в коготках Эльризии трепыхается наш маленький император. Да, теперь я понимаю, как это могло произойти. Спасибо вам за ценную информацию. Что-то в последнее время слишком многое происходит без моего ведома. Думаю, мне следует, не откладывая, поговорить с моим другом Урзой. Вы хотите мне сказать что-то еще, или я могу приступать к разбиванию своей головы?

— Нет, у меня для вас есть еще кое-что, но… — Ленньер, казалось, был рассеян. — Простите, а этот запах характерен для данного вида транспорта?

— Какой запах? Я не ощущаю ничего необычного.

— Это газ, — сказал он. — Полагаю, какой-то паромид. Я едва-едва чую его.

Лондо посмотрел на него расширившимися глазами.

— Что? Паромид гарадина? О, Великий Создатель!

Он стукнул кулаком по пульту связи.

— Водитель, остановиться немедленно!

Ответа не было.

— Водитель! О, Великий Создатель, за что ты покинул меня?

— Это ядовито?

— Очень.

Лондо начал колотить в двери, но те не открывались.

— К счастью, я приготовил для себя путь к отступлению, — пробормотал он.

Пытаясь нащупать что-то левой рукой под креслом, правой он закрывал рот и нос. Наконец, Лондо дернул за рычаг, и люк в крыше машины раскрылся. Встав на кресло, он стал выбираться наружу. Машина двигалась не то, чтобы очень быстро, но достаточно стремительно, чтобы прыжок с нее окончился бы тяжелыми увечьями.

Ленньер тоже выкарабкался наружу.