поженились. Вы его тогда не знали?
– Дуглас признался, что впервые увидел меня в Брайтоне, на Западном пирсе, и был настолько сражен, что подкупил владельца студии, в которой мы заказали семейный портрет. Фотограф не только сообщил ему адрес доставки, но и продал мою фотографию. Но я никогда не встречала этого мужчину, пока он не явился в наш дом. Гость представился знакомым покойного отца, и у меня не возникло сомнений. В то время я находилась в стесненных обстоятельствах, Шарлотта как раз ушла из дома… Прежние друзья изобретали всяческие отговорки, лишь бы не принимать меня – разве я могла подумать, что кто-то солжет, чтобы приблизиться ко мне?
У Элиссанды сжалось сердце: ее мягкая, доверчивая мать, одна-одинешенька на всем белом свете, являла собой легкую добычу для такого чудовища, как Дуглас.
– И когда вы узнали правду?
– Незадолго до твоего рождения. Не помню уже, что я искала, когда в руки попался какой-то старый дневник. Знай я, что тетрадь принадлежит мужу, не открывала бы ее. Но на обложке стояли незнакомые инициалы «Дж.Ф.К.», и мне стало любопытно. Я была столь наивна и глупа и так восторгалась своим красивым, умным, богатым мужем, – вздохнула миссис Дуглас, – что даже его ревность полагала романтичной. И когда поняла, что почерк Джорджа Фэйрборна Каррутерса похож на почерк супруга, а некоторые события, описанные неведомым автором, соответствуют рассказам Эдмунда о его собственной жизни, то обратилась с расспросами к нему самому. Муж, должно быть, запаниковал. Он ведь мог обмануть меня, преподнеся какую-нибудь выдуманную историю, но вместо этого поведал страшные факты. Именно тогда я впервые увидела истинное лицо этого человека – и впервые испугалась.
«Вот почему Рейчел так расстроило сообщение об убийстве Стивена Делейни, – подумала Элиссанда. – Дуглас, должно быть, поклялся ей, что больше никогда не убьет».
– Тебе исполнился месяц, когда сержант Армии Спасения[57] принесла к нам твою кузину. Я давно потеряла связь с Шарлоттой, и понятия не имела ни о том, что сестра умерла при родах, ни что ее мужа тоже нет в живых. Сержант сообщила, что ребенка пытались отправить к Эджертонам, но те наотрез отказались принять малютку. Мне ужасно не хотелось брать в дом – во власть мужа – еще одно невинное дитя, но ничего другого не оставалось. Между тобой и сироткой была всего лишь неделя разницы, и вы легко могли сойти за близняшек. Но не прошло и десяти дней после появления малышки в нашем доме, как вы обе подхватили простуду. Племянница казалась крепче, а за жизнь дочери я опасалась. Когда у тебя спал жар – ты не представляешь, как я ликовала…. И всего через несколько часов, посреди ночи, твоя кузина умерла у меня на руках. От потрясения я рыдала, не умолкая. «Если бы девочка попала к родственникам отца, – говорила я себе, – она бы осталась жива». Я цепенела от мысли, что Эджертоны могут передумать и явиться за ребенком. Что я им скажу? Вот тогда мне и пришла в голову эта идея. Твой дядя – твой отец – уехал по делам в Антверпен, а няньку экономка накануне уволила, застав с лакеем. Если я объявлю умершей свою дочь, никто ничего не заподозрит. И когда Эджертоны явятся, ты уедешь с ними и будешь свободна – раз я не могу. Приняв такое решение, я разослала уведомления о смерти дочери всем, кого знала: в то время мы еще не перебрались в глухомань, и у меня оставались друзья и знакомые. Это придало факту официальность. Никто не усомнился в том, что мать узнает собственное дитя… Должна сказать, Эджертоны меня страшно разочаровали, – промокнула Рейчел платочком глаза. – Я писала им, посылала твои фотографии – они не отозвались.
Элиссанде тоже пришлось вытереть слезы.
– Ничего страшного, мэм. Вы сделали, что могли.
– О нет, я оказалась плохой матерью, бесполезной обузою для тебя.
– Не говорите так, – покачала головою Элиссанда. – Мы ведь знаем, что за человек ваш муж. Он бы точно убил вас, попробуй вы уйти.
– Мне следовало заставить тебя уйти, чтоб не позволить Дугласу властвовать над нами обеими.
Протянув руку через узкий проход между сиденьями, Элиссанда коснулась щеки матери.
– Он не имел надо мной полной власти: у меня был Капри. Я воображала, что нахожусь на далеком райском острове и недосягаема для мучителя.
– Я тоже, – подхватила миссис Дуглас, засовывая платочек за манжету рукава.
– Вы представляли себя на Капри? – изумилась Элиссанда.
– Нет, я представляла там тебя. В книге, что ты читала вслух, мне очень полюбился один отрывок. Я и сейчас помню отдельные фразы. «Подобно Венеции, остров Капри является непременным для посещения туристами местом – удаленным от материка и непохожим на итальянский характер и бытующие о нем представления, – продекламировала миссис Дуглас с мечтательным взглядом. – Солнечная, свежая пасторальная картина моря, с отзвуками былых времен, приглушенными и неясными, как рокот прибоя в пещерах». Я воображала, как моя дочь исследует эти пещеры – еще девочкой я читала об открытии Голубого грота, и это было так увлекательно. Нагулявшись, ты ужинаешь на ферме сытной крестьянской едой, приправленной травами и оливками. А когда наступает вечер, возвращаешься на свою виллу на высоком утесе и любуешься закатом солнца.
На глаза Элиссанды вновь набежали слезы.
– Я никогда не задумывалась о том, что буду есть или где буду жить на Капри.
– Ничего удивительного. Но ведь я твоя мать. Даже воображая свое дитя в далеком краю, я хотела, чтобы ты не голодала и имела крышу над головой.
«Я – твоя мать»… Такие волнующие слова и столь же прекрасные, как первые звезды на небе.
– И я отчетливо представляла тропинку, ведущую от твоей виллы по островным холмам к постоялому двору, где останавливаются приезжие англичане. Когда тебе станет скучно или одиноко, ты сможешь спуститься туда и выпить чаю или пообедать. А может, к тебе заглянет заплутавший симпатичный молодой человек. Я придумала целую жизнь для своей дочери, – нерешительно улыбнулась миссис Дуглас, – в месте, которое никогда не видела.
Элиссанда всегда чувствовала, что эта женщина любит ее, но не знала, насколько.
– По-моему, чудесную жизнь, – сдавленным голосом отозвалась она.
– Почти такую же замечательную, как у тебя с лордом Виром, – Рейчел взяла дочь за руку. – Тебе повезло, Элли.
Ее брак – сплошное притворство, и маркиз готов уплатить немалые деньги, лишь бы никогда не видеться с супругой. А ненавистный презренный тиран оказался родным отцом – слишком ошеломительное известие, чтобы разом осознать последствия. Но миссис Дуглас не ошиблась: Элиссанде действительно повезло. Она обрела мать, живую и невредимую.
Наклонившись, маркиза прижалась губами к родному лицу.
– Да, я знаю.
* * * * *
Вир смотрел, как исчезает во мраке ночи поезд, унося его жену.
Полагая себя осведомленным обо всех хитросплетениях и поворотах жизни Дугласа, маркиз был до глубины души поражен сегодняшними открытиями.
Что сейчас чувствует Элиссанда? Потрясена? Не хочет верить? Все ли она поняла из того, что выплыло наружу?
Вместо того, чтобы стоять столбом и внимать раскрывающимся тайнам, Виру следовало предвосхитить надвигающуюся беду. Надо было живее доставать хлороформ. Минутой ранее – и жена осталась бы в блаженном неведении.
В этой женщине было столько радости – в ее глазах неприглядный, уродливый мир отражался цветущим и прекрасным. Как-то за ужином маркиза рассказывала о восторженном изумлении тетушки во время поездки в Дартмур. А Виру хотелось вставить, что на лице Элиссанды каждодневно такое же выражение восхищения и невероятного удовольствия, находимого в обыкновеннейших вещах.
Но он так ничего и не сказал. Маркиза выбивала из колеи жизнерадостность жены: это было пламя, опасное пламя, могущее обжечь, приблизься он к нему по глупости. До этого момента Вир и не представлял, как восхищается этой чертой. Как дорожит ею.
Он не смел мечтать о счастье для себя – для недостойного. Но Элиссанда заслуживает счастья. В нелегкой борьбе она отстояла свою внутреннюю чистоту и целостность. И Вир всем своим существом