середины апреля и каждодневно преодолевал в плавательном клубе по три мили. Так что сейчас он, пожалуй, достиг своей наилучшей физической формы. И, будучи в такой форме, имел довольно устрашающий вид.

Комната была загромождена полками, шкафами и сундуками, что делало ее укромной и обособленной. Элиссанда замерла, прислонившись спиной к комоду. Подойдя к жене, Вир положил руку рядом с ее плечом и какой-то миг постоял так – он и правда не мог отказать себе в удовольствии немного поиздеваться – прежде, чем снять с пальца кольцо и бросить на стоявший на комоде поднос.

– Ну, давай, – мягко сказал маркиз.

Элиссанда сглотнула.

– Ты же настаивала, что хочешь сама выбрать сорочку. Давай, выбирай.

В глазах жены он видел порыв поправить его, возразить, что она ничего подобного не говорила, что это его приказание. Но Элиссанда ограничилась покорным:

– Да, конечно.

В гардеробной лежали целые горы ночных рубашек: льняные, фланелевые, шелковые, из мериносовой шерсти, и все белые.

– Я возьму вот эту, – жена схватила первую попавшуюся из ближней стопки.

– Но ты же больше ни одной не потрогала. Вот, пощупай.

Вир одно за другим втискивал ей в руки ночные одеяния, приправляя сопутствующими рассуждениями о качестве и плотности ткани. Вскоре они стояли по колено в отвергнутых сорочках, и маркиз протянул жертве очередную.

Это был шелк: блестящий, гладкий, роскошный шелк, ради которого две тысячи лет назад стоило преодолеть весь путь из Чанъаня в Дамаск[45].

– Такая мягкая, – негромко заметил мужчина, – как твоя кожа.

Элиссанда нервически сжала рубашку.

– Так я могу взять эту?

– Конечно, бери. Долго же ты выбирала.

Но так просто ей от него не уйти. Вир заставил жену разжать пальцы: чтобы не мялась ткань, взял за руку и провел подушечкой большого пальца по ладони. Одарив Элиссанду одной из глупейших своих улыбок, маркиз вздохнул:

– О, да, такая же чудесная, как мне припоминается.

И припоминается, и припоминается…

Вира осенило, что этой забавой он истязает единственно самого себя.

Отпустив безвольную руку, он отступил.

– Что ж, теперь уходи.

Элиссанда посмотрела как-то нерешительно, но маркиз начал расстегивать ремень на брюках, и больше подгонять не потребовалось – жена поспешно ретировалась.

Холбрук щеголял подбитым глазом.

При виде следов справедливого возмездия Вир не смог сдержать улыбку.

– Итак, леди Кингсли, появившись в Лондоне, не преминула нанести тебе визит?

Собеседник осторожно потрогал синяк.

– Лучше бы она поручила это тебе. Ты бы покарал меня помягче.

– Что да, то да, – Вир подвинул по столу похожую на сигарету форму со слепком, снятым в Хайгейт- корте. – Мне нужен такой ключ.

Агенты сидели в клубе «Уайтс», расположившись как можно дальше от эркерного окна. Членам одного клуба, даже шапочно знакомым, вполне позволительно поужинать вместе, но демонстрировать встречу прохожим на Сейнт-Джеймс-стрит не было нужды.

– А что он открывает? – поинтересовался Холбрук.

– Кое-что, принадлежащее Эдмунду Дугласу.

Пряча слепок в карман, Холбрук хмыкнул.

– И что ты выяснил, навестив знакомых миссис Уоттс?

– Что Дуглас, скорее всего, убил ее.

– Собственную двоюродную бабку?

– Не думаю, что она приходилась ему двоюродной бабкой, – заметил Вир, отрезая кусочек от телячьей отбивной. – Более того, вряд ли наш подследственный – Эдмунд Дуглас.

– Где же тогда настоящий Дуглас? – приподнял бровь Холбрук.

– Предположительно? Тоже убит.

– Ты подозреваешь дядю жены в тяжких преступлениях.

– Я исключительно почтительный родственник. – Ах, если бы покойный маркиз был еще жив. «Я женился на племяннице убийцы, отец мой. Подходящая пара, вы не находите?» – Как подвигаются дела у твоих дешифровщиков?

– Успешно, но код еще не взломали.

Вир нисколько не сомневался, что власти рано или поздно арестуют Дугласа: петля все туже затягивалась на шее подозреваемого, к тому же сейчас его внимание было настолько отвлечено бегством домочадцев, что негодяй и представления не имел, как слой за слоем раскрывается его тайная жизнь. С профессиональной точки зрения, спешить было некуда. По факту вымогательства пока ни один торговец не изъявил готовности сотрудничать с полицией. А если предъявить мерзавцу обвинение в убийстве, то на поиски старых знакомых подлинного Эдмунда Дугласа, которые пожелали бы явиться из Южной Африки в Англию для дачи свидетельских показаний, понадобится время.

Однако пребывающий на свободе мнимый Дуглас способен на новые злодеяния. Когда он обнаружит, что Виру не так-то просто причинить вред, то, без сомнения, перекинет свое внимание на жену и племянницу. Уходя из дома, Вир не пылал нежными чувствами к супруге, но обида на интриганку не снимала с него ответственности за безопасность Элиссанды.

– Я хочу, чтобы ты лично взялся за это, – обратился маркиз к собеседнику.

Тот считался одним из лучших дешифровщиков в стране, если не в мире. Подобно леди Кингсли, Вир интуитивно чувствовал, что закодированный документ скрывает нечто, дающее возможность арестовать Дугласа без промедления.

Холбрук, наверняка подметивший нетерпение маркиза, откинулся на спинку стула.

– Да ну, лорд Вир, вы же знаете, как я ненавижу заниматься умственным делом.

Разумеется, на безвозмездную помощь коллеги рассчитывать не стоило.

– И что ты хочешь?

– Помнишь, я упоминал о шантаже некоей особы королевской крови? – ухмыльнулся Холбрук. – Мне до сих пор требуется надежный, первоклассный агент, чтобы вытащить упомянутую особу из беды. Но поскольку ты, как ярый республиканец, и пальцем не шевельнешь ради монархии, я не смел предлагать тебе эту миссию.

Вир вздохнул. В обычных обстоятельствах он бы отказался: помощь никчемным королевским родственникам не расценивалась маркизом как достойная трата сил. Но на сей раз придется этим заняться – хотя бы для успокоения собственной совести, все еще грызущей Вира из-за того, что сегодня он столь злорадно подставил жену под удар.

– Так что мне следует знать?