предпринимательница, не чиновница, которая берет взятки, она честно работает, а это в нашем государстве означает — нищая. У нее нет денег, чтобы отправить дочь учиться в другой город. У нас же здесь нет актерского факультета. Двери в жизнь перед девочкой оказались закрытыми... Как только Милена своего добьется — тотчас сделает тебе ручкой.

— Догадываюсь, — сказал я.

Тут из парадного появился попик и, лаская дорожку рясой, подошел к нам.

— Знакомьтесь, это Виталий Константинович, а это мой муж.

— Отец Сергий, — сказал он приветливо.

— Так ты вышла замуж?! — воскликнул я.

— Как видишь.

У мужчинки был кроткий взгляд, жиденькая рыжеватая бородка. Я бы взял его на роль Алеши Карамазова.

— Благослови меня, святой отец.

Некоторое время он, очевидно, задавался вопросом — лукавлю я или прямодушен. Я невозмутимо выдержал его взор испытующий. Перебьешься, родной. Я в отношении Милены этого Бог знает сколько времени определить не могу и ничего. Жив-здоров помаленьку.

— Благословляю тебя, сын мой, во всех добрых твоих начинаниях, — он сказал это мягко и приязненно, но сделал явственное логическое ударение на слове «добрых».

А он не так прост, как кажется. Дескать, если ты банк грабануть надумал, хрен тебе, а не мое отеческое напутствие.

* * *

Был воскресный день, мы отобедали.

— Давай помогу, — предложил я.

— Я сама, — сказала Милена. — Мужчина должен быть добытчиком, бегать где-то там за мамонтом, приносить домой мясо, — интонации были шутливыми, соответственно, в ее глазах завелись бесенята, но и еще что-то поселилось, может, ублаготворенность кошки, да, вот она, стоя у умывальника, и потянулась, как сытая кошка, которая хочет потереться о ногу хозяина, и то ли ей лень, то ли оттягивает удовольствие. — А мыть посуду — обязанность женщины! Вообще следить за порядком, ну, там уют создавать в доме... Поддерживать огонь в очаге! Вот. Понимаешь?

— Понимаешь, — сказал я.

Как мило, что она мне все это объяснила.

Лекция получилась забавной, особенно, если учесть, что я в два с лишним раза старше Милены.

Я вернулся в комнату, сел на кровать и погрузился в думы.

Когда через некоторое время, толкнув боком дверь, на ходу вытирая руки полотенцем, появилась Милена и споткнулась о ковер, отчего завернулся край, я сказал:

— Сядь на стул.

После небольшой задержки, для осмысления моих слов и поправки ковра, она безропотно подчинилась с немым вопросом во взгляде — таким тоном я еще никогда с ней не разговаривал.

— Полотенце убери, брось на стол. Что у тебя за манера оплетать ножку стула ногой? Больше так никогда не делай. Сидеть нужно, не касаясь спинки стула, это ты сейчас что называется — развалилась... А теперь ударилась в другую крайность — примостилась на краешке, как бедная родственница. Выбери серединку. Что это такое — горбатая, горбатая Милена?! Слесарь после смены... Леди должна «держать спинку» — вот эти три позвонка надо зажать, а все тело расслабить. Мышцы лица не напрягай без особой надобности, это считается вульгарным. Подбородочек подними чуть повыше, ты же не боксер, чтобы прятать челюсть от удара. Сегодня у нас с тобой будет первое занятие по мастерству актера.

Милена ахнула, задохнулась — несколько раз похватала воздух ртом (обычно в таких случаях поминают выброшенную на берег рыбу) и расплылась в счастливой улыбке.

— Ур-р-ра!.. — шепотом пропела она и обозначила ладонями беззвучные, без касаний, аплодисменты.

— Веди себя прилично.

— Извини... извините, пожалуйста, — Милена изо всех сил пыталась казаться серьезной, но ее распирало, ей хотелось летать на помеле, отвязанно озорничать и безбашенно вопить.

— Уроки будут практическими, а теорию придется изучать в основном самой. Проработаешь для начала Дени Дидро. Книга называется...

— «Парадокс об актере», я читала.

— Ага... А перескажи, пожалуйста.

— Дидро считает, что актер обязан быть холодным... не должен искренно переживать, что талант актера не в том, чтобы чувствовать, а... в умении передавать... в общем, внешние признаки чувства. Ну, он за театр... с оговорками... за театр представления.

— Совершенно верно, — сказал я. — Дидро иногда чуть ли не полностью отрицал эмоциональную природу актерского творчества. Хорошо. Тогда начнешь с труда Станиславского «Работа актера над собой» в двух томах. Первый том называется «В процессе переживания», второй...

— «В процессе воплощения»! — перебила Милена, предварительно, еще на моих предыдущих фразах начавшая с нетерпеливым энтузиазмом отличницы трясти поднятой рукой. — Я читала! Два раза. В смысле — первый том два раза и второй два раза. Каждый том два раза. Вот.