по всему дому, — вспоминает Стив. — Не представляю, как жена все это вынесла, бедняжка, а физиотерапевт лишь посмеивалась да просила еще поднажать. Я стонал, говорил, что больше не вынесу, но она не знала пощады».
Прошло несколько недель после его возвращения домой, и одна из медсестер призналась ему, что, перед тем как им доверили уход за знаменитым пациентом, начальник поговорил с каждой и строго- настрого запретил какие-либо шутки на тему «Мизери». Кинг оценил откровенность девушки и заверил ее, что ни одна из сиделок ни разу не сострила при нем на эту тему, хотя, может, и зря: учитывая любовь писателя к черному юмору, это могло бы хоть ненадолго отвлечь его от боли.
Вдобавок к физическим мучениям Стива одолевала слабость, он не был уверен, что сможет снова взяться за перо — по крайней мере, пока находится под действием бесчисленных препаратов. И все-таки Кинг начал писать — ровно через пять недель после аварии. У Стива случались перерывы и подольше, только вот этот был вынужденным — и потому невыносимым.
Однако он и не предполагал, как трудно окажется снова вернуться к творчеству: «Поначалу у меня было такое чувство, словно я никогда раньше этим не занимался. Я как будто начинал все с чистого листа. Никогда не забуду ту жуткую минуту, когда мне показалось, что я разучился писать». Кинг не знал, в чем тут дело: то ли всему виной недостаток уверенности в собственных силах, то ли побочные эффекты от кучи разных препаратов притупили остроту восприятия, а может, он слишком долго не писал и растерял навыки. Стив работал по десять — пятнадцать минут — не дольше. Несколько дней прошло, прежде чем он набрался смелости и прочитал написанное… Фразы выходили слегка тяжеловаты ми, но Стива волновало другое: больше всего он опасался увидеть бессмысленную писанину, а этого, к счастью, не произошло.
От раза к разу Кинг вырабатывал привычку каждый день проводить за компьютером чуть дольше, пока не увеличил время работы до полутора часов. Из-за боли в сломанном бедре он не мог сидеть за рабочим столом — удавалось работать лишь за кухонным, да и то приходилось подкладывать несколько подушек. Он возобновил работу над автобиографическим произведением «Как писать книги», над которым трудился перед аварией.
Иногда Кинг писал на ноутбуке, иногда — от руки, вечным пером марки «Уотерман»: во-первых, так было удобнее, во-вторых, он мог дольше работать. И если раньше его пальцы буквально порхали над клавиатурой, то теперь пришлось сбавить темп, что не могло не отразиться на творчестве писателя. Работая по ночам, он не включал верхнее освещение, а зажигал свечу и творил при свете ее мерцающего пламени.
Творчество помогало ему вернуться к нормальной жизни — насколько это было возможно, учитывая обстоятельства, — а также позволяло отвлечься от невыносимых болей. В середине ноября Стив приступил к работе над «Ловцом снов».
Кинг, который давно привык распоряжаться собственной жизнью, самостоятельно принимая важные решения, вдруг осознал, что в его физическом состоянии это невозможно — ему оставалось лишь опереться на других. «Я стал крайне пассивным, — признавал писатель. — Если ты не в силах управлять собственной жизнью и зависишь от других людей из-за перенесенных травм, рано или поздно приходится смириться».
Впрочем, несмотря на все меры предосторожности, вскоре Стив увлекся обезболивающим, особенно оксиконтином, прописанным одним из врачей, который зашел проведать пациента после первой операции и заметил, что тот слишком зависит от капельницы с морфином. Кинг понял, что вновь скатывается в пропасть зависимости… Переломы и многочисленные операции давали о себе знать: без мощных препаратов он не справлялся с болью. Разница между теперешней ситуацией и его проблемами десятилетней давности заключалась в том, что на этот раз он полностью отдавал себе отчет в происходящем и поклялся: как только боль отступит, он откажется от наркотиков, второй раз в жизни.
Но пока он не был к этому готов: «Я принимал таблетки, потому что не мог без них обходиться, а позже продолжил их принимать, поскольку боль — понятие относительное. Та часть моего мозга, что подсела на наркотики, начала выдумывать боли, чтобы получить обезболивающее».
Вскоре после аварии из-за огромных доз морфина и целого набора других лекарств, призванных приглушить боль от трех многочасовых операций, которые Стив перенес в первую же неделю, у него начались галлюцинации. Однажды ему привиделось, что Том Гордон, персонаж недавно опубликованного романа, убил его семью, а самого Кинга уложили в больницу только потому, что тот знал о преступлении. Воспаленный разум убедил писателя, что игрок «Ред сокс» охотится за ним и хочет его убить.
Еще он воображал, что один из его посетителей похож на учителя физкультуры в белом тренировочном костюме и что он персонаж книги. На самом деле этот человек был хирургом-ортопедом, лечившим Стива. По словам Кинга, в больнице ему несколько раз казалось, что он сам — персонаж одной из собственных книг… «А страницы моих книг — весьма жуткое место», — признавал писатель.
30 сентября 1999 года суд присяжных признал Брайана Смита виновным по двум пунктам: нападение при отягчающих обстоятельствах и опасная езда. Смит не согласился с приговором: по его словам, он не совершал никакого преступления, а трагедия, случившаяся 19 июня, была «просто несчастным случаем».
Зато Стив и Тэбби остались довольны судебным решением. «Я считаю, что, приговорив Брайана Смита, большое жюри поступило правильно, и я очень им за это благодарен — не только как пострадавшая сторона, но и как гражданин штата Мэн, — говорилось в заявлении писателя. — Вердикт присяжных содержит мощный посыл: садясь за руль, мы берем на себя ответственность за жизни других людей и должны быть готовы понести наказание за преступную небрежность».
На случай если Смит или его родственники решат нажиться на мрачной истории голубого фургона, друг и адвокат Кинга Уоррен Силвер предложил Смиту продать фургон за тысячу пятьсот долларов, и тот согласился. Какое-то время Стив подумывал использовать машину для сбора средств в целях благотворительности — «испытайте свою силу за пять баксов», — но Тэбби его разубедила. В конце концов фургон отвезли на ближайшую автосвалку и уничтожили.
Очки Стива, найденные на переднем сиденье фургона Брайана Смита, оказались куда прочнее, чем тело их владельца. Проволочная оправа погнулась, но даже после удара фургона, несшегося на скорости сорок миль в час, стекла уцелели. Кинг не стал выбрасывать линзы, а просто поменял оправу.
Той осенью, когда он поправился и начал давать интервью, вернулось и его чувство юмора. Стив поклялся, что если к концу октября с его ноги не снимут фиксирующий аппарат, то на Хеллоуин он развесит праздничные гирлянды прямо на спицы устройства.
И еще он понял, что пора завязывать с болеутоляющим. Кинг осознавал, что его тело, за несколько десятилетий привыкшее к наркотикам и алкоголю, начинает придумывать новые боли, чтобы оправдать прием лекарств. «Ради получения препаратов я стал фабрикой по производству боли. Передо мной стоял выбор: перестать пить таблетки или возить прописанный мне викодин в большой тележке», — шутил он. Оставалось вытерпеть ломку. «Подобные препараты вызывают физическую зависимость. Мне понадобилось около двух недель. Я крутился и потел, мучился от бессонницы, не находил себе места… а потом все прошло».
К 10 декабря, ко времени выхода на экраны фильма «Зеленая миля», Стив чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы пойти на премьеру. Роджер Эберт из «Чикаго сан-таймс» писал: «Не побоявшись снять трехчасовой фильм, Дэрабонт превратил „Зеленую милю“ в захватывающую, запоминающуюся историю, в которой есть простор и детали. Фильм сильно бы потерял, укороти он его до двух часов». Ему вторит Дженет Мэслин из «Нью-Йорк таймс»: «Неожиданно сильный, трогательный фильм лишь выигрывает от неторопливой манеры повествования, выбранной мистером Дэрабонтом».
Наверняка, узнай та женщина из продуктового магазина, что «Зеленая миля» снята по роману Стивена Кинга, она бы опять не поверила…
13
Иногда они возвращаются
