приходилось бороться не только с цензурой и редакторами — к примеру, отстаивая первоначальный объем книг, — но и с лимитом эфирного времени. Вероятно, именно по этой причине в последние годы он отказывался от создания телепьес и сценариев мини-сериалов по мотивам его книг. «Если бы сценарий для „Оно“ писал я, получился бы тридцатидвухчасовой фильм», — шутил писатель.
Сборник «Четыре после полуночи», опубликованный в сентябре 1990 года, объединил четыре повести: «Лангольеры», «Секретное окно, секретный сад», «Библиотечная полиция» и «Несущий смерть».
Как обычно, замысел одной из вошедших в сборник повестей возник из ниоткуда, когда Стив занимался повседневными делами. Как-то утром он завтракал с Оуэном, и двенадцатилетний сын попросил разрешения одолжить отцовский библиотечный билет, чтобы взять по нему несколько книг для школьного проекта. Когда Кинг поинтересовался у сына, почему бы тому не воспользоваться собственным билетом, Оуэн ответил, что ему страшно.
Само собой, Стив насторожился. «Чего же ты боишься?» — спросил он. Оказалось, что, когда Оуэну было шесть лет, одна из его тетушек сказала ему, что он всегда должен возвращать библиотечные книги в срок, а не то придет библиотечная полиция и накажет его. Рассказанная сыном история напомнила Стиву его собственное детство.
«Ребенком я всегда тщательно проверял дату на взятых из библиотеки книгах, потому что переживал из-за того, что может случиться, если я задержу какую-нибудь из них», — рассказал он, добавив, что несколько раз книги терялись и он впадал в самую настоящую панику.
Многие исследователи и поклонники творчества писателя, которым знакомо каждое написанное им слово, укажут дату 16 апреля 1990 года как переломный момент, когда Стивен Кинг превратился из писателя в жанре хоррор в того, кто может увлечь вас чудесной историей, не прибегая к ужасам, крови и кишкам и обходясь без всяких сверхъестественных штучек.
В этот день в элитном литературном еженедельнике «Нью-йоркер» появился рассказ, который назывался «Опусти голову — и вперед!» и был посвящен бейсбольной команде сына Стива и его собственному опыту в качестве помощника тренера в Малой лиге. Можете себе представить, какая разразилась буря…
«Полагаю, многие представители литературного сообщества относятся к хоррору как к второсортному жанру, — жалуется Чак Веррилл, много лет редактировавший Стивена Кинга. — Сложно представить Филипа Рота и Стивена Кинга в одном предложении, однако лично я считаю, что та публикация наконец-то открыла перед ним двери».
Кинг пожертвовал гонорар, выплаченный ему «Нью-йоркером», на развитие Бангорской малой лиги. «Это была сложнейшая вещь из тех, что я создал за последние десять лет, — признает он вскоре. — Мой метод работы на незнакомой почве до неприличия прост: опустить голову — и полный вперед! Вперед со всех ног, буду бежать, пока есть силы. Именно этим я тут и занимался: собирал документы, как слетевший с катушек хомяк, и старался не отстать от остальных. Сложно мне пришлось или нет, „Опусти голову — и вперед!“ — шанс, какой выпадает раз в жизни, и Чипу Макгратсу из „Нью-йоркера“ каким-то чудом удалось выжать из меня лучшее нехудожественное произведение за всю мою жизнь».
Джонатан Дженкинс вырос в Бангоре и в 1990 году закончил бангорскую среднюю школу. Первые два месяца после школы он работал в «Растущей заботе», ландшафтной компании с офисом в Ороно: по договору в его обязанности входила стрижка газонов и поддержание красоты в саду бангорского дома Стивена Кинга. Дженкинс сравнивал свой труд с покраской моста Золотые Ворота в Сан-Франциско. Несмотря на наличие дорогой самоходной электрокосилки, выстригающей полосы шириной пять футов, по словам Дженкинса, газон Кингов был «таким большим, что стоило нам закончить, пора было начинать сызнова».
И хотя Дженкинс вырос в Бангоре и знал, как выглядит особняк Кингов, ему понадобилось время, чтобы познакомиться с искусно разработанными садами, которые Тэбби лично спланировала и посадила, поскольку они по большей части находились сзади, со стороны внутреннего двора. Когда Дженкинс узнал, в каком доме ему предстоит работать, поначалу он ожидал увидеть парк, словно прямиком сошедший со страниц «Сияния». «У меня из головы не шла картинка: ребенок, бегущий через лабиринт зеленой изгороди в конце фильма», — признавался он.
Но сад оказался более скромным — никаких кустов, остриженных как фигуры зверей, или шестифутовой живой изгороди. Вместо парка всю территорию за домом занимали изысканные клумбы. Тэбби начинала терять обоняние — и, может быть, именно поэтому окружила себя ароматными цветами, добавляя все новые и новые однолетние и многолетние растения.
Самым ярким воспоминанием Дженкинса о стрижке газона Стивена Кинга стали туристы, нескончаемый поток людей. Некоторые разбивали лагерь напротив дома и мертвой хваткой вцеплялись в прутья кованой железной изгороди в надежде поймать в окне особняка случайно промелькнувший силуэт Стива. Другие медленно нарезали круги вокруг дома, высунувшись из окна машины с видеокамерой, нацеленной на башни. «Они проезжали вниз по улице, разворачивались и снова ехали мимо дома… — рассказывал Дженкинс. — Весь день напролет непрерывная процессия. Время от времени кто-нибудь высовывал голову в окно и вопил: „Эй, газонокосильщик!“» Иногда люди подходили к воротам с полароидными снимками дома и чуть ли не на коленях уговаривали Дженкинса взять у Кинга для них автограф.
Время от времени, пока садовники занимались газоном и клумбами, Стив выходил во двор погулять с собаками и перекидывался парой слов с Дженкинсом и другими работниками, но главной в саду, безусловно, была Тэбби. Большую часть цветочных клумб разбила она — и сделала это за домом, чтобы избежать любопытных взглядов зевак. «Не помню, чтобы она хоть раз подходила к фасаду здания, — говорил Дженкинс. — Обычно, если она собиралась поручить нам какое-то дело или просто поговорить, разговор проходил за домом или сбоку».
Однажды Дженкинс стриг газон у парадного входа и заметил, что на улице припаркована машина, битком набитая подростками. Они наперебой расспрашивали его, дома ли мистер Кинг, а затем внезапно Стив показался перед автоматическими воротами за рулем своего внедорожника. Джонатан сделал ему знак, чтобы предупредить, но компания в машине проследила за жестом садовника и заметила въезжающего в ворота Стива. «Они рванули к внедорожнику, и атаковали бы его, не закрой Стив в последний миг ворота», — усмехается Дженкинс.
Помимо навязчивых туристов, караулящих у дома, в память Дженкинсу врезалась щедрость Стива и Тэбби. Один из его школьных друзей был начинающим актером и отчаянно желал поступить в колледж на театральный, в то время как родители хотели отдать парня в медицинский институт. «У них состоялась грандиозная семейная ссора, и когда до Кингов дошли слухи о происходящем, Тэбби связалась с родителями юноши и сообщила, что они со Стивом берут на себя расходы по его обучению в колледже», — рассказывает Дженкинс.
20 апреля 1991 года Дженкинс не стриг газон — сезон еще не наступил. В этот день, в шесть утра, человек по имени Эрик Кин проник в дом к писателю. Тэбби была дома одна: сперва с кухни раздался шум — это Кин разбил стекло, — а затем она лицом к лицу столкнулась с пробравшимся на кухню злоумышленником. Размахивая завернутой в бежевую бумагу коробкой, внутри которой, по его словам, находилась бомба, Кин угрожал взорвать дом — якобы знаменитый писатель украл сюжет «Мизери» у его тети. Тэбби как была, в ночной рубашке, выбежала из дома и кинулась к соседям — звонить в полицию.
Полиция обыскала дом с натасканной на обнаружение взрывчатки собакой и обнаружила Кина: тот прятался на чердаке. Когда открыли коробку с «бомбой», внутри оказалось две дюжины карандашей, обмотанных скрепками для бумаги. Кина арестовали, осудили и приговорили к полутора годам тюрьмы, отсидев которые он был отправлен в Техас, где его судили повторно — уже за нарушение условий досрочного освобождения.
После этой выходки Кинги усилили охрану дома, установив кованую изгородь по всему периметру территории, добавив ворота с кодовыми замками и систему наблюдения с вращающимися камерами. Напуганные инцидентом, Кинги почти перестали выходить в свет, просидев дома большую часть года.
