намного больше, чем полагает шах. Зачем человеку, чьи предки были бедуинами, разрушать пустыню? Человеку, предъявляющему права на «павлиний трон», провозглашающему себя «царем царей» нации бедуинов?
Мы — мои люди — часть пустыни. Люди, которыми шах, как он утверждает, правит железной рукой, не просто живем в пустыне. Мы и есть пустыня.
Подняв бокал, он продолжил: — За вас, мистер Перкинс. Я уверен, вы слышали обо мне то, что могло бы отпугнуть малодушного человека. Ваше присутствие здесь — честь для меня. Я пью за вашу смелость.
Он поднес бокал к губам и сделал долгий глоток. — Настоящее персидское. Отличное, на мой вкус! Я бы хотел рассказать одну историю. Надеюсь, вы простите мне эгоистичное поведение.
— Именно за этим я и пришел — услышать от вас «О другой стороне Персии».
— Точно. Ямин помолчал, неподвижно глядя в одну точку, а затем начал свой рассказ. — Когда мне не было еще и десяти лет, я отправился вместе со всей семьей в пустыню на неделю, как и ежегодно. Однако на этот раз отец пообещал показать нечто особенное. Он сказал, что я уже достаточно большой, чтобы узнать секрет пустыни.
Ранним утром, до восхода солнца, мы с отцом вышли из шатра. Долго брели по пустыне. Когда жара стала непереносимой, и я подумал, что умру от изнеможения, мы добрались до маленького оазиса. Он казался настоящим раем, возникшим прямо из песка перед моими восхищенными глазами. Среди небольших пустынных пальм жила семья бедуинов. Их шатры отличались от нашего — простые, из черной материи. Они знали моего отца и приветствовали нас с распростертыми объятиями. Большую часть дня я проспал в шатре. Затем, после вечерней трапезы, отец сказал, чтобы я пошел в пустыню с одним из бедуинов. Я повиновался. Мы взяли скатки, две фляги из козьих шкур, наполненные водой, и больше ничего. Мы шли под небом, на котором ярко сияли звезды.
Мы шли и шли, пока я не перестал понимать, где нахожусь. Наконец, мой спутник предложил отдохнуть. Мы положили скатки на песок, и я сразу же заснул.
Я проснулся быстро, совершенно ничего не понимая. Восходящее солнце слепило. Встал. Бедуина нигде не было! Я в отчаянии вскочил на ноги. Закричал изо всех сил. Кричал до хрипоты. Ни звука в ответ. Я начал ходить кругами, пытаясь понять, что же случилось.
И ничего не нашел. Даже следов. Ветер замел все следы этого человека. Как будто он и вовсе не существовал. Я запаниковал и побежал. Бежал и бежал, пока не упал на песок, понимая, что понятия не имею, куда идти. Я лежал там, смотря в знойное бесконечное небо, на слепящее солнце. Впервые за свою недолгую жизнь я заглянул в глаза смерти.
Я чувствовал себя беззащитным как червяк. Потом начал молиться. Но Аллах ничего не ответил, и я, как червяк, зарылся в песок. Его тепло почему-то успокаивало. Наконец, я поднялся на ноги и встал. Я был один. Совсем один. И ощутил какое-то странное спокойствие. В пустыне царила тишина, ветер прекратился. Возможно, Аллах все-таки услышал меня. Я вспомнил, что, когда проснулся, один из бурдюков с водой был рядом, и я пошел обратно по своим следам. Меня подгоняло беспокойство, и я побежал. Затем следы исчезли, их сдул ветер. Я искал глазами скатки, хоть что-нибудь… но нашел только песок.
Я все шел. Горло пересохло, закружилась голова. Больше я был не в силах это выносить, сдался и упал. Не знаю, как долго лежал, прежде чем открыть глаза. В то же мгновение увидел следы. Собственные! Почувствовал облегчение и шел по ним, пока не понял, что сделал круг. Тут меня поглотила пучина безумия. Я услышал крик и понял, что кричу-то сам. Сел.
Вокруг пересыпался песок. Я думал о нем, позволял входить в каждую клетку тела, в разум, в сны. Захотелось спать. Я закрыл глаза, отпуская страх, открывая пустыне сердце.
И тогда услышал голос. — Пустыня благосклонна тогда, когда ты ее принял, — произнес голос. — Как только ты узнал, что являешься ее частью. Она не бывает жестокой, но может казаться такой, когда пытаешься ей противостоять.
Я решил, что со мной разговаривает Аллах, но, открыв глаза, увидел бедуина.
Ямин снова поднял бокал. Я последовал его примеру. — Он отвел меня назад к отцу. Оазис был менее чем в часе ходьбы. — Где все это время был бедуин? — Лежал, завернувшись в одеяло. Под песком. Кажется, он действительно был пустыней. И все это время он не спускал с меня глаз.
— Похоже на инициацию. — Да, этот урок изменил всю жизнь. — Повезло, что у вас был такой учитель. После долгой паузы он снова заговорил. — Я часто думаю о том, как бы сложилась судьба шаха, если бы он получил урок барханов.
Глава 5
ПРЕВРАЩЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЕ И ПРЕВРАЩЕНИЕ ФИЗИЧЕСКОЕ
— А что потом произошло с шахом? — спросил Вьехо Ица, когда я закончил рассказывать историю.
— Он потерял свой трон. Нам в США говорили, что его свергла мусульманская фундаменталистская организация под предводительством фанатика — аятоллы Хомейни. Но случилось гораздо большее. Все случилось, как предсказал Ямин. Стихийные движение. Бедуины. Обычные иранцы. Скоро шах умер — одинокий, разочаровавшийся изгнанник.
— Все сложилось бы по-другому, если бы шах знал то же, что и Ямин. — Голос Вьехо Ицы прозвучал задумчиво, почти грустно. — Урок барханов! Очень поучительный урок… Напоминает то, что случилось здесь с майя.
Он прикоснулся к каменному ягуару. Я спросил, что он имеет в виду. Он взглянул на джунгли, туда, где восходило солнце.
— Ты знаешь эту историю. До того, как испанцы ступили на эту землю, здесь было великое множество прекрасных дворцов и храмов, выкрашенных в яркие цвета и украшенных золотом. Эти руины — жалкие остатки былого великолепия. Однако все богатство было лишь отражением морального упадка.
К тому моменту, когда прибыли испанцы, города были заброшены. Их поглотили джунгли. Майя были здесь, как и сейчас, но жили в лесах. Как люди, живущие в той хижине, которую ты принял за мертвое дерево. Города опустели. Да, это пришли Меняющие облик. Они подняли тревогу, поскольку предвидели катастрофу, которая случится, если люди продолжат попытки установить власть над природой, уступая своей жадности. Поэтому они вывели людей из городов обратно в джунгли. У антропологов и историков есть много теорий: опустошительные войны, голод, наводнения, засухи… но все это было лишь симптомами болезни духа.
— Такими же симптомами, как и происходящие в наши дни климатические изменения — дыры в озоновом слое, таяние ледников…
— Точно. Симптомы. Для майя настоящая проблема была скорее духовного характера. Их лидеры забыли, что люди — это и есть земля. Мы не существуем отдельно от окружающей среды. Мы едины с ней. Вожди и жрецы майя, раздувая свое эго, забыли об этом. Они убедили себя в том, что они боги, которые, сидя на вершинах пирамид, могут поражать врагов молниями, осушать болота, воздвигать колоссальные памятники, властвовать над природой. Их жадность не имела границ.
— Именно это случилось с шахом. — Проект озеленения пустыни. Сколько раз мы, люди, будем совершать одну и ту же ошибку? — спросил он, подняв руки в умоляющем жесте. — Посмотри на этих ученых… когда они уже поймут? Когда они говорят, что загрязнение, истощение озонового слоя и другие связанные с индустриализацией проблемы могут быть решены при помощи технологий, разве не понимают они уроков истории? Почему они отказываются слушать бедуинов — людей, которые жили в пустыне тысячи лет, но никогда не пытались «покорить» ее? Разве не видят, что, когда майя последовали за Меняющими облик, проблемы исчезли? Больше никаких опустошительных войн. Продолжились ли наводнения и засухи, мы не знаем, но точно знаем, что, как только люди приняли решение вернуться в природу, они стали неуязвимы.
Вдруг мне пришло в голову, что американская революция и переход к демократии тоже были превращением. Вьехо Ица удивленно посмотрел на меня.
— Ты не мог бы объяснить подробнее? Я кратко изложил ему свои соображения. Сначала я совершил
