маленькие тайны, словно лентами увитые загадки, словно орехи к застолью, —
правда, пёстрые и чуждые! Но безоблачные: загадки, которые не трудно разгадать. Из любви к таким девам сочинил я тогда застольный псалом».
Так говорил странник, называвший себя тенью Заратустры; и прежде чем успел кто ответить ему, он уже ухватил арфу старого кудесника, скрестил ноги и оглядел всех важно и мудро: — ноздрями же он вопросительно-медленно втягивал воздух, как тот, кто в новых странах пробует новый воздух. Затем, подвывая, начал он петь.
2 Растёт пустыня вширь: увы тому, кто затаил пустыни!..
3 — Торжественно! Да, да, торжественно! Достойный приступ! Торжественно по-африкански! Достойно льва или моральной обезьяны-ревуна... — но ничто для вас, о вы, прелестные подруги, у ваших ножек мне, европейцу, у подножья пальм сидеть позволено. Селя?.{3} И впрямь чудесно! Так вот сижу я, к пустыне близко и опять так далеко от пустыни, сам унесён в пустынность: то есть проглоченный вот этой крошкой-оазисом — она как раз зевая разинула рот свой, благоуханнейший ротик: туда я упал, пропал, проник — прямо к вам, о вы, прелестные подруги! Селя?. Хвала, хвала тому киту, если благоденствовал так же гость его! — Ясен вам сей мой намёк от учёности? Хвала его брюху, если было столь же миленьким оазисом-брюхом оно, как это: что беру под сомненье. Потому и прибыл я из Европы: она же мнительнее всех прочих дамочек.{4} Да спасёт её Бог! Аминь! Так вот сижу я в этом малом оазисе, словно финик я, бурый, сахарный, золотой, бухлый, так алча кротко рта красотки, а больше — зубок красотки-девы, тех льдистых, острых, белоснежных кусачек; каждый горячий финик сердцем по ним сгорает. Селя?. Вот с такими плодами сходный, слишком сходный, Лежу я здесь, жучками крылатыми ороен, обжужжен. Равно и теми точечными, глупенькими, грешненькими из вздоров и затей, — и вами осаждён, о вы, немые, чающие красотки-кошки, Дуду и Зулейка, — осфинксен — так-то в слово много чувств вложил я (да простит мне Бог словоковерканье!..) — здесь сижу и лучший воздух нюхаю, впрямь, райский воздух, светлый, лёгкий воздух, злато-полосный, воздух, какой в кои веки ронял на землю месяц, — пусть случайно, иль то случилось от своеволия, если верить древним поэтам? Я ж усомнившийся и здесь — я сомневаюсь, потому и прибыл я из Европы, она же мнительнее всех прочих дамочек. Да спасёт её Бог! Аминь! Прекрасный воздух впивая
