Он закусил губу и отвернулся.
— Редкости?
— В некотором роде.
— А точнее?
— Вы знаете главное, даже больше того, что я должен был вам сказать.
Он налил себе кофе, предложил мне. Я не отказался.
— Сахар?
Он сел рядом со мной и залпом выпил свой кофе. Несмотря на то что я старался держать себя в руках, я не мог не задать ему вопрос, который не давал мне покоя.
— Сколько времени вы пробыли с моим братом, если вы и правда когда-нибудь его видели? — спросил я, с трудом выдавливая из себя слова.
Внушающая доверие улыбка растянула губы Гиацинта.
— Добрых полдня. Он очень ухожен. Мы прогулялись по парку, я купил ему журналы и газеты. Сиделки сказали, что он очень их любит.
— Вы сказали, что он почти не говорит, — заметил я неуверенно.
— Да, это правда. Он и журналы с газетами не читает, просто часами листает их, иногда даже, как кажется со стороны, не глядя. Врачи толком не могут объяснить такое поведение. Возможно, это какое-то навязчивое состояние…
Я закурил новую сигарету, чтобы успокоиться.
— Расскажите мне поподробнее, — сказал я тоном, как я надеялся, равнодушным.
Гиацинт поставил чашку на низенький стол и неуверенно покачал головой.
— Он берет их один за другим и быстро листает, какие-то откладывает в сторону, непонятно почему, а другие бросает на пол. Их в его комнате целая гора, и если санитарки намереваются их выбросить или сложить в стопку, он реагирует на это страшно нервозно, почти агрессивно. Никто не знает, по какому принципу он отбирает журналы или газеты.
Я почувствовал, как улыбка растянула мои губы, а сердце бешено забилось.
«— Морган! Где журналы, которые я сложил в подвале?
— Туда уже невозможно больше войти.
— Так что, ты их выбросил?
— Этти… я нахожу их даже под кроватью! Не мог бы ты просто вырывать интересующие тебя страницы, а не хранить весь этот бумажный хлам?
— Это самый лучший способ их потерять!
— Тогда вкладывай их в кляссеры, ради всех святых.
— Я и собирался это сделать, но ты все повыбрасывал!»
Волнение сдавило мне горло, и я расхохотался. В этом смехе были и грусть, и радость — столь сильная, что иначе ее было невозможно выразить. Никто не мог этого знать. Никому никогда Этти не говорил об этом, боясь, что над ним станут смеяться. Значит, мой брат жив. Я еще не знаю, где он, но он жив. Гиацинт не солгал.
— Морган, клянусь, я сказал вам правду, — снова повторил он, неправильно поняв мой смех. — Вы же говорили с Мадлен, вы видели его фотографию. Мы никогда не заставили бы вас поверить, что…
— Кулинарные рецепты, — проговорил я между двумя приступами истерического смеха.
— Простите?..
Я глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
— Вот что общее между этими газетами и журналами, — сказал я, и сердце запрыгало в моей груди. — В них содержатся один или несколько кулинарных рецептов. У моего брата была… отвратительная привычка собирать их.
Говорить об Этти для меня было равносильно тому, чтобы снова начать дышать после проведенного под водой месяца. Словно драмы, очевидцами которой мы оба являлись, никогда не было. В эту минуту я забыл о Бертране, Юргене, падре Иларио, мулле и опасностях, которые нас подстерегали. Этти жив — все остальное не в счет.
Гиацинт прыснул со смеху.
— Так вот оно что… Я поставлю в известность его врача, когда увижусь с ним, ведь никогда не знаешь… Возможно, это хороший знак…
— Он так плох? — пробормотал я, и мой энтузиазм несколько уменьшился.
— Его состояние улучшается и станет еще лучше, когда он будет рядом с вами, я в этом убежден. Я сказал ему, что вы скоро приедете за ним. Только надо еще немного потерпеть.
— И он понял, что вы ему сказали? Как он реагировал на это?
Гиацинт отвел глаза.
— Я даже не знаю, слышал ли он меня, Морган. Он просто уставился на меня своими огромными, словно позолоченными, глазами. — Он улыбнулся. — У Этти очень красивые глаза.
— Я знаю. Когда вы снова увидите его?
— Через два дня. Я буду заботиться о нем до вашего возвращения.
Я поморщился.
— Ваша роль ангела-хранителя окончена?
Он смущенно потупил взгляд.
— Я попросил Гелиоса освободить меня от этой миссии.
— Почему?
Он с иронией взглянул на меня:
— Вы слишком легко выведываете у меня секреты. Морган.
Это признание смутило меня, и я нервно поиграл своей зажигалкой.
— О… И как отреагировал Гелиос?
— Он предложил мне провести отпуск на его вилле на Миконосе, — ответил Гиацинт с легкой гримасой. — Юмор не последнее из его достоинств.
— Я думал, вы никогда его не видели.
— Это правда. Для меня он просто голос в телефонной трубке. Думаю, его никто не видел. По крайней мере никто из тех, кого я знаю. — Он встал и потянулся. — Ваши друзья скоро присоединятся к нам. Я скажу, чтобы нам принесли ужин, а потом мы утрясем кое-какие детали.
Он вышел в соседнюю комнату, я закурил последнюю перед ужином сигарету, мои мысли были заняты Этти.
— До встречи, Этти, — пообещал я, прикрывая глаза. — До скорой встречи.
8
— Вот имя и координаты человека, с которым вы должны связаться, — сказал Гиацинт, протягивая мне досье.
Было девятнадцать часов тридцать минут, меньше чем через три часа нам предстояло сесть в частный самолет и отправиться в Турцию, в Чанаккале. Сидя за ужином, мы получали последние инструкции.
— Профессор Эдвард Тул, — прочел я на первой странице досье. — Никогда не слышал этого имени.
— Эдвард — хранитель археологического музея в Чанаккале, — уточнил Гиацинт. — Два года назад он был одним из руководителей раскопок в Гисарлыке.
— Это предполагаемое городище Трои?
— Да. Он покинул работы после несчастного случая, в результате которого лишился обеих ног.
— Что с ним случилось? — спросила Амина, откладывая в сторону ложку.
