Кстати, мало известно, что вероятность случайной встречи с гадюкой ночью гораздо выше, чем днем.
Многие думают, что змеи жалят своим острым, раздвоенным на конце жалом. Иногда так даже пишут в книгах или газетах: «Ужалила змея». Но змеи не жалят своим языком, который для них является важнейшим органом осязания, а кусают ядовитыми зубами, расположенными в передней части верхней челюсти.
Интересно и то, что при укусе гадюка выпускает яд в рану лишь в половине случаев.
Неправда и то, что у ядовитых змей вырывают ядовитые зубы — после подобной операции любая змея вскоре погибает.
Несколько преувеличенной является и опасность для змей их врагов — ежей и мангустов. Вопреки молве, оба «истребителя змей», когда есть другая пища, весьма неохотно вступают в единоборство со змеями.
Очень часто преувеличиваются и размеры змей. Брэм в своей книге «Жизнь животных» пишет: «По собственному опыту я знаю, как необычайно трудно определить правильно длину змеи. Когда случалось с меркой в руках проверять показания людей, даже очень опытных, то оказывалось, что они были весьма ошибочны. Даже имея дело с небольшими змеями, не более метра длиной, находящимися в полном покое и дающими возможность хорошо вглядеться в них, ничего не стоит ошибиться на целую треть; при определении величины змей длиннее 3 метров трудность определения и вероятность ошибки делается вдвое и даже втрое больше. Когда же змея движется, то угадать длину ее делается совершенно невозможным. Я не знаю, от чего это зависит, но убедился, что все решительно ошибаются, и притом всегда в смысле преувеличения, сколько бы раз ни повторялся опыт. Ошибка узнается только в тех случаях, когда есть возможность пустить в ход мерку. Ничего нет удивительного, если воображение туземцев со свойственной южным народам пылкостью и не знающее никаких границ преувеличивает длину змеи в 3 или 4 раза. Тот самый индеец или южноамериканец, который с видом полной правдивости уверяет, что видел и убивал змей в 50 футов длины, заявляет хладнокровному исследователю, убившему змею в 6 метров, что это чудовище по длине превышает все, что он когда-либо видел». Эти слова Брэма подтверждаются и другими источниками. Выходит, если даже такие натуралисты, как Брэм, несмотря на опытность, вынуждены сознаться в своем бессилии точно определить величину змеи, то становится очевидным, как мало можно доверять показаниям разных древних авторов о зверях необыкновенной величины и т. д.
Самой ядовитой змеей является не гремучая змея и не кобра, как некоторые думают, а морская кобра. Ее яд примерно в 100 раз сильнее яда любых других змей. Водится эта змея в австралийско- тихоокеанском бассейне.
При укусе змеи, как известно, необходимо выдавить или отсосать яд. Но это нельзя делать, если во рту есть раны — через них яд попадет в кровь. А вот бояться того, что вы проглотите яд, не стоит — он в этом случае не причинит вреда.
Многие советуют при укусе змеи перетягивать укушенный орган жгутом. Однако этого делать ни в коем случае нельзя. Распространение яда остановить не удастся, да и действие укуса многих змей (в частности гадюки) все равно местное. А вот нарушение кровотока может закончиться печально: после снятия жгута скопившаяся кровь вместе с ядом мощным потоком хлынет в сосуды. И может случиться так называемый турникетный шок.
Знамя над Рейхстагом. Кто же первым его водрузил?
В первые майские победные дни официально к званию Героя Советского Союза за водружение Знамени Победы были представлены более ста человек. Это объясняется тем, что перед последней атакой на рейхстаг солдаты разорвали на куски чехлы немецких перин из красной ткани. С этими флажками и пошли солдаты в атаку. И именно эти флажки устанавливались повсюду: в окнах, на колоннах, в центре зала. А на тех, кто их устанавливал, оформляли представление на звание Героя.
Мало того, через день, уже после капитуляции немцев, в рейхстаг повалили те, кто в его штурме не участвовал: артиллеристы, танкисты, связисты, повара… Герой Советского Союза С. Неустроев вспоминает: «Приходили пешком, приезжали на лошадях и автомашинах… Всем хотелось посмотреть рейхстаг, расписаться на его стенах. Многие приносили с собой красные флаги и флажки и укрепляли их по всему зданию, многие фотографировались… Приехали корреспонденты и фоторепортеры». Впоследствии снимки попадали в газеты, и для тех, кто позировал, это было поводом требовать себе звания Героя за водружение Знамени Победы.
И только 8 мая 1946 года (через год) появился Указ «О присвоении звания Героя Советского Союза офицерскому и сержантскому составу Вооруженных Сил СССР, водрузившему Знамя Победы над рейхстагом в Берлине»:
1. Капитану Давыдову В.И.;
2. Сержанту Егорову M.A;
3. Младшему сержанту Кантария М.В.;
4. Капитану Неустроеву С.А.;
5. 5. Старшему лейтенанту Самсонову Н.Я.
Но и тут не все так просто. Обозреватель газеты «Известия» Э. Поляновский провел серьезное исследование этой темы. И вот что выяснилось.
Водруженное над рейхстагом Знамя Победы было единственным, тогда как было изготовлено девять знамен, соответствовавших количеству дивизий в 3-й ударной армии, наступавшей в центре Берлина.
Первым вышел на рейхстаг 1-й батальон 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии. Командовал батальоном, которому выпало штурмовать рейхстаг, капитан Неустроев.
Первыми в рейхстаг ворвались первая рота старшего сержанта Сьянова и вторая рота, которой командовал замполит Неустроева лейтенант Берест.
Если быть более точным, то первым на ступени рейхстага вбежал с флагом рядовой Петр Пятницкий. Когда его тяжело ранили и он рухнул на последней ступени рейхстага, флаг подхватил и привязал к колонне рядовой Петр Щербина.
А вот Егорова и Кантария, которые, по официальной версии советской историографии, были первыми во время атаки на рейхстаг, на самом деле не было даже во «вторых рядах».
Что же было после взятия рейхстага? Э. Поляновский пишет: «Вечером 30 апреля, после боя, в рейхстаге появился Неустроев. Еще позже, около двенадцати ночи, — Зинченко (командир 756-го стрелкового полка —
«Я не о том, — резко перебил Зинченко, — где знамя Военного Совета под номером пять?»
Дальше рассказывает сам Степан Неустроев:
— При мне Зинченко позвонил начальнику штаба полка: «Где знамя?» — «Да вот здесь, вместе с полковым стоит». — «Срочно сюда!». Минут через 15 или 20 прибежали со знаменем два солдатика, извините, замухрышки, — маленькие, в телогрейках. Зинченко им: «Наверх, на крышу! Водрузить знамя на самом видном месте». Ушли. Минут через двадцать возвращаются — подавленные, растерянные: «Там темно, у нас нет фонарика… Мы не нашли выход на крышу!» Зинченко — матом: «Родина ждет! Исторический момент!.. А вы… фонарика нет… выхода не нашли». Полковник меня обычно Степаном звал, а тут жестко: «Товарищ комбат! Примите все меры к тому, чтобы водрузить знамя немедленно!».
Неустроев поручает водрузить знамя лейтенанту Бересту. Тот берет около десяти автоматчиков и уходит. Как руководитель, ответственный за выполнение операции, лейтенант, видимо, и на крышу рейхстага вышел первым — выяснял обстановку и помогал устанавливать знамя.
И снова слово С. Неустроеву: «Я у Береста спрашиваю: «Не оторвется?» — «Сто лет простоит, мы его, знамя, ремнями к лошади притянули». — «А солдаты как?». Смеется: «Ничего. Я их на крышу за шиворот
