направлении, становясь систематически хуже с точки зрения их жертв. В отличие от эволюционного отслеживания ледниковых периодов и засух, тенденции гонок вооружений из прошлого могут экстраполироваться в будущее, и эти тенденции основаны на ценностных оценках в том же отношении, что и технологические усовершенствования самолетов и оружия. Глаза хищников становятся более зоркими, хотя не обязательно более эффективными, потому что добычу становится сложнее обнаружить. Скорость бега прогрессивно увеличивается с обеих сторон, хотя снова же, преимущества, как правило, уравновешиваются параллельными усовершенствованиями с другой стороны. Саблевидные зубы становятся более острыми и более длинными, тогда как шкура становится более жесткой. Токсины становятся опаснее, в то время как биохимические приемы их нейтрализации совершенствуются.

С течением эволюционного времени гонки вооружений прогрессируют. Все элементы жизни, которыми человеческий инженер восхищался бы как сложными и изящными, становятся более сложными, более изящными и вызывающими более сильную иллюзию спроектированности (Юм сказал: «Все эти различные машины и даже их мельчайшие части приспособлены друг к другу с точностью, которая приводит в восхищение всех мужчин, которые когда-либо их рассматривали».). В «Восхождении на пик Невероятности» я отделял спроектированные от «дизайноидных» (выглядящих, как спроектированные – Прим. Пер.) Захватывающие достижения дизайноидной техники, такие как глаз канюка, ухо летучей мыши, опорно-двигательный аппарат гепарда или газели, все являются наивысшими результатами эволюционных гонок вооружений между хищниками и добычей. Гонки вооружений паразит/хозяин достигают наивысшей точки в еще более тонко отточенных коадаптивных дизайноидных кульминационных моментах.

И теперь важное обстоятельство. Развитие любого комплекса дизайноидных органов в гонке вооружений должно было происходить с помощью большого количества шагов прогрессивной эволюции. Такая эволюция квалифицируется как прогрессивная по нашему определению, потому что каждое изменение имеет тенденцию продолжать направление своих предшественников. Откуда мы знаем, что было множество шагов, а не только один или два? Согласно элементарной теории вероятности. Части сложной машины, такие как ухо летучей мыши, могли быть перестроены наугад миллионом способов, прежде чем Вы натолкнетесь на другой механизм, который может слышать так же, как реальное ухо. Это статистически невероятно не только в том надоевшем смысле, что любая определенная компоновка частей является столь же невероятной, при ретроспективном подходе, как любая другая. Очень немногие комбинации атомов образуют точные слуховые инструменты. Ухо реальной летучей мыши – одно из миллиона. Оно работает. Нечто столь же статистически невероятное не может разумно объясняться как результат единственной счастливой случайности. Оно должно быть образовано в результате своего рода невероятного порождающего процесса: того, что философ Дэниел Деннет (Daniel Dennett) назвал «подъемом с помощью крана» (аналогия с искусственно созданным подъемным устройством, а не с журавлем (crane)). Единственными подъемными кранами, известными науке (и, я уверен, единственными подъемными кранами, которые когда-либо были или будут во Вселенной) являются проектирование и естественный отбор. Проектирование объясняет эффективную сложность микрофонов. Естественный отбор объясняет эффективную сложность ушей летучей мыши. В конечном счете, естественный отбор объясняет микрофоны, а также и все спроектированное, потому что сами проектировщики микрофонов являются развившимися инженерами, созданными естественным отбором. В конечном счете, проект ничего не может объяснить, потому что есть неизбежный возврат к проблеме происхождения проектировщика.

Проект и естественный отбор являются процессами постепенного, пошагового, прогрессивного усовершенствования. Естественный отбор, по крайней мере, не может быть ничем иным. В случае проекта – это может быть, или может не быть, вопрос принципа, но это – наблюдаемый факт. Братья Райт не были ослеплены вспышкой вдохновения, чтобы быстро построить «Конкорд» или бомбардировщик «Стелс». Они построили скрипучий, хрупкий ящик, который едва оторвался от земли и сел на соседнее поле. От Китти Хок до мыса Канаверал, каждый шаг пути был основан на своих предшественниках. Усовершенствования были постепенными, шаг за шагом в одном и том же непрерывном направлении, отвечая нашему определению прогрессивных. Мы с трудом могли бы вообразить себе гения викторианской эпохи, проектирующего ракету «Сайдуандер», полностью созревшую в его зевсовой, украшенной бакенбардами голове. Этот взгляд противоречит всему здравому смыслу и всей истории, но он не вступает в немедленное противоречие с законами вероятности так, как можно утверждать относительно самопроизвольного развития летающей, обладающей эхолокацией современной летучей мыши.

Один макромутационный шаг от живущей в земле предковой землеройки до летающей, обладающей эхолокацией летучей мыши исключен точно так же, как мы можем исключить везение, когда фокусник успешно угадывает весь порядок перетасованной колоды карт. Везение и в том и в другом случае не буквально невозможно. Но ни один хороший ученый не выдвинул бы такое потрясающее везение в качестве объяснения. Умение угадывать карту должно быть фокусом – мы все видели фокусы, показ которых ставил в тупик непосвященных. Природа не собирается нас обманывать, как фокусник. Но мы все еще можем исключить везение, и гений Дарвина увидел насквозь ловкость рук природы. Летучая мышь, определяющая дистанцию с помощью эха – результат ряда медленных, незначительных усовершенствований, каждое кумулятивно добавляется к предшествующим, и это подталкивает течение эволюции в одном и том же направлении. Это – прогресс по определению. Аргумент относится ко всем сложным биологическим объектам, которые передают иллюзию спроектированности и являются, поэтому, статистически маловероятными в заданном направлении. Все должно было развиваться прогрессивно.

Возвращающийся хозяин, теперь невозмутимо щепетильный к главным темам развития, отмечает прогресс как одну из них. Но прогресс подобного рода – не постоянное, непоколебимое движение от начала развития до самой современности. Скорее, подхватывая начальную цитату из Марка Твена относительно истории, он рифмуется. Мы замечаем эпизод прогресса во время гонки вооружений. Но эта конкретная гонка вооружений заканчивается. Возможно, одна сторона доводит другую до вымирания. Или обе стороны вымирают, возможно, в ходе массовой катастрофы, такой, которая привела к вымиранию динозавров. Тогда весь этот процесс начинается снова, не с пустого места, но с некоторого очевидного начала гонки вооружений. Прогресс в развитии – не единственный подъем, но имеет рифмующуюся траекторию, больше похожую на зубы пилы. Зуб пилы круто опустился в конце мела, когда последние из динозавров внезапно уступили дорогу прогрессивной эволюции новому и захватывающему подъему млекопитающих. Но было много меньших зубьев пилы во время долгого господства динозавров. И начиная с подъема сразу после динозавров, млекопитающие также испытали меньшие гонки вооружений, сопровождаемые вымираниями, сопровождаемыми новыми гонками вооружений. Гонки вооружений рифмуются с более ранними гонками вооружений в периодических всплесках многоступенчатого прогрессивного развития.

Это все, что я хочу сказать о гонках вооружений как стимулах прогресса. Какие другие послания из прошлого возвращающийся хозяин несет в современность? Что ж. Я должен упомянуть предполагаемое различие между макроэволюцией и микроэволюцией. Я говорю «предполагаемое», поскольку, по моему собственному мнению, макроэволюция (эволюция в грандиозных масштабах миллионов лет) просто представляет собой то, что Вы получаете, когда микроэволюции (эволюции в масштабе времени жизни особей) позволить продолжиться в течение миллионов лет. Противоположная точка зрения состоит в том, что макроэволюция – нечто качественно отличающееся от микроэволюции. Ни одно из представлений не является самоочевидно глупым. И при этом они не обязательно противоречивы. Как это часто бывает, все зависит от того, что Вы имеете в виду.

Снова мы можем использовать аналогию с ростом ребенка. Представьте себе аргументацию о предполагаемом различии между макроростом и микроростом. Чтобы изучить макророст, мы взвешиваем ребенка каждые несколько месяцев. Каждый день рождения мы ставим его напротив белого дверного косяка и рисуем карандашом линию, отмечая высоту. Более научно, мы могли бы измерить различные части