скрывающих глубинное сходство. Но мне кажется, его не достаточно. По крайней мере, я думаю, что ему могло бы помочь дополнительное предположение, которое я предлагаю в виде эксперимента. Оно начинается с нашего более раннего обсуждения культурных барьеров для скрещивания. Мы – действительно очень однородный вид, если считать всю совокупность генов или если Вы берете действительно случайную выборку генов; но, возможно, есть особые причины для непропорционального количества вариаций в тех самых генах, которые помогают нам замечать вариации и отличать наш собственный вид от других. Это включало бы гены, ответственные за внешне видимые «ярлыки», такие как цвет кожи. В очередной раз я хочу предположить, что эта повышенная способность распознавать эволюционировала благодаря половому отбору, в частности у людей, потому что мы – столь ограниченный культурой вид. Поскольку наши решения спариваться настолько подавлены влиянием культурной традиции, и поскольку наши культуры, и иногда наши религии, поощряют нас предвзято относиться к посторонним, особенно в выборе партнера, те поверхностные различия, которые помогали нашим предкам предпочитать членов своей группы посторонним, были увеличены по отношению к реальным генетическим различиям между нами. Такой значительный мыслитель как Джаред Даймонд поддержал подобную идею в «Подъеме и падении третьего шимпанзе». И сам Дарвин, как правило, прибегал к половому отбору при объяснении расовых различий.
Я хочу рассмотреть две версии этой теории: сильную и слабую. Правда могла бы быть любой комбинацией их двух. Сильная теория предполагает, что цвет кожи и другие заметные генетические опознавательные знаки активно развивались как дискриминаторы у выбирающих партнеров. Слабая теория, которую можно представить как введение в сильную версию, отводит культурным различиям, таким как язык и религия, ту же роль, что и географическому разделению на начальных стадиях видообразования. Как только культурные различия достигли бы такого начального разделения, вследствие которого поток генов больше не удерживал их вместе, группы впоследствии развивались бы генетически обособленно, как будто разделенные географически.
Напомню о «Рассказе Цихлиды» – что предковая популяция может расколоться на две генетически различных популяции, только если положено хорошее начало благодаря исходному случайному разделению, которое, как обычно предполагают, было географическим. Барьер, такой как горная цепь, уменьшает генный поток между двумя заселенными долинами. Таким образом, генофонды в этих двух долинах могут беспрепятственно разойтись. Разделение будет обычно подталкиваться различными давлениями отбора; одна долина, например, может быть более влажной, чем соседняя, с другой стороны гор. Но изначальное случайное разделение, которое я пока принимаю за географическое, необходимо.
Никто не предполагает, что есть что-нибудь преднамеренное в географическом разделении. Это не то, что вообще означает «необходимо». «Необходимо» лишь означает, что, если не происходит географического начального (или аналогичного) разделения, различные части популяции будут генетически связаны между собой половым смешением. Видообразование не могло случиться без начального барьера. Как только два предполагаемых вида, первоначально расы, начинают разделяться, генетически говоря, они затем могут двигаться дальше отдельно – даже если географический барьер впоследствии исчезнет.
Здесь есть противоречие. Некоторые люди думают, что начальное разделение должно быть географическим, в то время как другие, особенно энтомологи, обращают внимание на так называемое симпатрическое видообразование. Многие травоядные насекомые едят только один вид растений. Они встречают партнеров и откладывают свои яйца на излюбленных растениях. Их личинки тогда, очевидно, «запечатлевают» растение, которым они, вырастая, питаются, и они выбирают, когда становятся взрослыми, те же самые виды растений, чтобы отложить свои собственные яйца (
В случае этих насекомых Вы можете видеть, что в одном поколении генный поток родительского типа мог быть резко отрезан. Новый вид теоретически может возникнуть без потребности в географической изоляции. Или – другой способ выразить это – различие между двумя видами пищевых растений для этих насекомых аналогичны горной цепи или реке для других животных. Утверждалось, что этот вид симпатрического видообразования более обычен среди насекомых, чем «истинное» географическое видообразование, при этом, учитывая преобладание видов насекомых, могло даже случиться, что большинство событий видообразования являются симпатрическими. Как бы то ни было, я предполагаю, что человеческая культура обеспечивает особый путь, в котором генный поток может оказаться заблокированным, что несколько похоже на сценарий насекомого, который я только что обрисовал в общих чертах.
В случае насекомого предпочтение растений передается от родителя к потомству однотипными условиями развития личинок на их пищевом растении и взрослых, спаривающихся и откладывающих яйца на тех же самых пищевых растениях. В действительности, ряд поколений основывает «традиции», которые путешествуют вдоль линии потомков. Человеческие традиции подобны, только сложнее. Примеры – языки, религии и социальные обычаи или условности. Дети обычно перенимают язык и религию своих родителей, хотя, так же как с насекомыми и пищевыми растениями, существует достаточно много «ошибок», делающих жизнь интересной. Снова же, как с насекомыми, спаривающимися около своих излюбленных пищевых растений, люди имеют тенденцию спариваться с другими людьми, говорящими на том же самом языке и молящимися тем же самым богам. Таким образом, различные языки и религии могут играть роль пищевых растений или горных цепей в традиционном географическом видообразовании. Различные языки, религии и социальные нравы могут служить барьерами для генного потока. Отсюда, согласно слабой форме нашей теории, случайные генетические различия просто накапливаются на противоположных сторонах языкового или религиозного барьера, так же, как они могли бы накапливаться на противоположных сторонах горной цепи. Впоследствии, согласно сильной версии теории, растущие генетические различия укрепляются, поскольку люди используют заметные различия во внешности как дополнительные метки для дискриминации в выборе партнера, пополняя культурные барьеры, которые обеспечили первоначальное разделение (
Я, конечно, не предлагаю, чтобы людей представляли как больше чем один вид. Совсем наоборот. Я говорю о человеческой культуре – факт, что мы столь решительно отказываемся от случайного спаривания согласно инструкциям, установленным языком, религией и другими культурными дискриминаторами, сделал очень необычные вещи в нашей генетике в прошлом. Даже притом, что, если принять во внимание общее количество генов, мы – очень однородный вид, мы являемся удивительно изменчивыми во внешних особенностях, которые незначительны, но заметны: подпитка для дискриминации. Дискриминация могла бы применяться не только при выборе партнера, но и при выборе врагов и жертв ксенофобных или религиозных предрассудков.
Рассказ Плодовой Мушки