В медиатусовке мало кто расстроился, узнав о его уходе, но вот лично автор этой статьи сожалеет о том, что мы уже не сможем придираться к Хитрому Нику. В декабре 1998 года Николас Негропонте из Wired, директор Лаборатории медиа Массачусетского технологического института, одетый с иголочки сплетник, распинающийся перед корпоративной Америкой о перспективах повышенной пропускной способности (и перед неумытыми миллионами пользователей AOL в своем бестселлере «Жизнь в цифровом мире»), — объявил, что перестает вести свою хлесткую колонку на последней странице журнала. Проработав шесть лет обозревателем в Wired, этот человек, чья проза, словно написанная говорящими роботами, имеет такое же отношение к литературному стилю, как похожий на последствия болезни Паркинсона тик г-на Линкольна в Диснейленде — к плавным движениям, свойственным здоровому человеку, решил уйти.

Вполне возможно, что на роль обличителя, режущего правду-матку на последней странице журнала, больше подошел бы какой-нибудь Алвин Тоффлер или Джордж Гилдер [227]. Но именно Негропонте подбросил 75 тысяч долларов для продолжения проекта, когда магнаты из старой медиа-знати указали на дверь основателям Wired Луису Россетто и Джейн Меткалф. За такой искренний порыв его и назначили главным обозревателем, несмотря нато, что общий стиль Wired, ярким примером которого может служить журналистика радикальных хакеров в исполнении Брюса Стерлинга и По Бронсона, никогда не был ему близок. Не выносящий договоров и не восприимчивый к иронии, Негропонте писал так, будто составлял план выступления, в котором было поровну намешано Ли Якокки и Локатуса Борга[228]. Его излюбленным приемом было пророческое заявление в духе «все-что-вам-известно-сплошная-неправда», которое подавалось с видом Чарльтона Хестона, с выражением читающего десять библейских заповедей[229]. «На известной встрече создателей Интернета, состоявшейся в 1994 году, я предположил, что к 2000 году сеть объединит миллиард пользователей, — пишет Негропонте. — Винт Серф рассмеялся мне в лицо. Остальные закатили глаза в ответ, как им показалось, на типичное для Негропонте преувеличение». На что другой бездельник обронил: «Понятное дело, никто не ожидал, что Интернет станет так динамично развиваться». Ну и дураками же они были, эти новички!

Уход Негропонте из Wired — еще один признак того, что мнимую «киберэлиту», которая волновала и с которой носился медиары-нок, наконец-то вышибли с насиженного места, прямо как в водевиле. Разумеется, это не единственный показатель: постоянные читатели Wired установили пристальное наблюдение за журналом, когда он стал выходить уже не в такой крутой версии у Conde Nast, а Джон Перри Барлоу от фраз типа «приготовьтесь-так-как-велел-Господь» по поводу Интернета («в мире технологии это явление, способное вызывать самые кардинальные изменения, каких еще не случалось с тех самых пор, как человек открыл для себя огонь»)*3 перешел к воспеванию своих причиндалов с точки зрения кризиса среднего возраста (мы готовы признать, что самый внушительный памятник человечеству— до изобретения «виагры»).

«Взгляните правде в лицо — Цифровая Революция закончилась», — заявляет Негропонте в своей последней статье, напечатанной в Wired. Этим он хочет сказать, что колоссальные изменения, к которым привела тотальная, на первый взгляд, компьютеризация, уже не вызывают прежнего удивления, превратившись в обычную прозу жизни. Скрытой причиной ухода Негропонте из журнала служит то, что, хотя компьютеризация и глобализация действительно вызвали культурные сдвиги примерно такой же важности, как смещение материковых плит, Революции (именно с большой буквы, в контркультурном смысле, в каком обычно использует это понятие Россетто) хватило лишь на то, чтобы зашипеть на манер отсыревшей хлопушки. Фантазии Третьей волны, родившиеся у неолибералов «нью-эйджа» и «консервативных футурологов» Гингрича, — децентрализованное с самого начала управление, социальные болячки, которые лечатся с помощью компьютерных классов в школах и ноутбуков, доступных малоимущим, многообещающий «длительный подъем», на волне которого взлетят вверх лодки всех и каждого, — захлебнулись. А эпитафией всему этому стал скромный и незаметный уход Ньюта Гингрича из большой политики. Необходимость слинять он почувствовал печенкой, но еще сильнее к этому шагу его подтолкнула социальная дифференциация и экономическое неравенство, спровоцированное доминирующей в экономике концепцией laissez-faire, бойко проповедуемой со страниц Wired. В 1995 году Джон Баттель, ставший впоследствии ответственным редактором журнала, опрометчиво возвестил: «Сегодня каждый житель планеты верит в свободный рыноктак же, как в силу земного притяжения». Не прошло и четырех лет, как экономика стран Юго-Восточной Азии перешла в режим свободного финансового падения, а развал Советского Союза обернулся погружением бывших советских республик в бездну бандитского капитализма. В свете этих событий слова Баттеля воспринимаются как невольная ирония.

Уход Негропонте знаменует собой завершение целого периода, когда всякие Великие хартии вольностей для эпохи познания и Декларации независимости киберпространства воспринимались всерьез, по крайней мере, «цифровой элитой», которая сама же и провозгласила себя таковой. Что странно, Негропонте, похоже, не замечает, насколько «немодными» выглядят его мультяшные образы роботов- дворецких и начиненные компьютерными суперпримочками запонки в контексте политически неустойчивого и экономически тревожного начала века. На закате столетия, испытавшего кислотный дождь и глобальное