Проклятье!
Элен выключила настольную лампу и спустилась вниз, решив, что лучше уж посидеть с Розой и Джерри, чем невольно подслушивать, оставаясь в своей комнате. Зайдя в кухню, она вполуха слушала болтовню Розы и с тоской вспоминала книги, сложенные на своем письменном столе, и мечтала снова углубиться в занятия. Работа хотя бы позволяла позабыть о неприятностях.
«Я останусь в Оксфорде навсегда, – думала Элен. – Превращусь в старую деву и для меня высшим наслаждением будет отыскать на полях рукописи никем не обнаруженную авторскую пометку. У меня будет гладкое, не испещренное морщинами лицо, я буду жить только литературой. Что может быть лучше такой участи?..»
Однако год назад такая перспектива привлекала ее гораздо больше. Разозлившись на саму себя, Элен снова пошла наверх.
Не успела она добраться до своей комнаты, как услышала, что кто-то громко захлопнул дверь комнаты Пэнси, а потом и входную… Элен испытала облегчение и в то же время некоторое разочарование. Чего бы Том ни добивался от Пэнси, он хотя бы не проведет с ней всю ночь. В доме снова стало тихо и уютно, однако в нем поселилась пустота.
Элен сказала себе, что зря она упустила еще один шанс поговорить с Томом и признаться ему, как бы ей хотелось, чтобы встреча Нового года прошла в тот раз совсем по-другому.
Дарси выполнил свое обещание и пришел снова. Он теперь приходил так часто, что их совместные прогулки начала входить у Элен в привычку. Обычно они бродили по улицам, нередко забредая в тихие уголки Оксфорда. Дарси не учился в Оксфорде.
– Я выбрал сельскохозяйственный колледж. Это мне больше нравилось, – признался он Элен, однако выказал удивительное знание тех достопримечательностей города, которые сейчас не пользовались популярностью среди туристов. Дарси и Элен постояли перед скорбно-эротической статуей утонувшего Шелли, притаившейся в углу колледжа, в котором он когда-то учился, и перед памятником Лазарю Эпштейну в Новом Колледже. Однажды, когда они смотрели на витражи Берн-Джонса в соборе Крайст-Черч, Дарси взял Элен за руку. Но стоило им пойти к выходу, как он тихонько разжал пальцы.
В другие дни он вез Элен за город, и они гуляли по дорожкам и тропинкам, заросшим ежевикой. После прогулок он вез ее в какой-нибудь полупустой ресторанчик и с таким энтузиазмом заказывал пьянящий эль, что Элен пила его даже с удовольствием. Если же Дарси приглашал Элен пообедать, то они ели простую крестьянскую пищу или блюда индийской кухни, обильно сдобренные порошком карри, которые подавали в маленьких ресторанчиках на окраине города.
Там, где они бывали, Дарси обычно никто не знал. Только пару раз ему кивнул бармен, да какой-то человек в резиновых сапогах, сидевший в углу возле мишени, в которую игроки метали дротики, пробормотал: «Добрый вечер!»
Вот и все. С Оливером все было совсем по-другому. Везде, где бы он ни появился, ему смотрели вслед, по залу пробегал шепоток, люди подталкивали друг друга и указывали на него.
Оливера совершенно не привлекали тихие радости, которыми наслаждался Дарси. Элен с усмешкой попыталась себе представить Оливера в каком-нибудь дешевом баре: вот он заказывает пинту пива и следит за состязанием людей, которые кидают дротики. Но у нее ничего не получилось. Нет… Оливер был неотделим от своего «ягуара», который мчал его на бешеной скорости в шикарный ресторан, где официанты сломя голову бросались его обслуживать, а остальные посетители благопристойно старались не смотреть на него в упор.
Когда Элен вспоминала свои недолгие поездки в «ягуаре» рядом с Оливером или небрежно-дорогое убранство его комнат, где вечно царил беспорядок, ей казалось, что все это происходило в какой-то другой жизни. Она бережно хранила эти воспоминания, но все больше примирялась с мыслью, что прошлого не вернуть.
С Дарси – в отличие от Оливера – Элен было необычайно легко. Он любил ее слушать, и Элен с радостью рассказывала ему о своей работе, семье и о всяких мелких событиях повседневной жизни. Оливеру она ничего подобного рассказывать бы не стала, боясь, что он сочтет это слишком скучным или убогим. А Дарси слушал и кивал, идя рядом с ней и держа руки в карманах вельветовых брюк. Если же он высказывал свое мнение, то делал это удивительно мягко, чуть ли не поражаясь тому, что он вообще отваживается иметь собственное мнение.
Элен почти случайно обнаружила, что ей очень нравится Дарси, и она потихоньку привыкает к этому спокойному, надежному человеку. Он не был таким потрясающим, как Оливер, но зато на него вполне можно было положиться. Его интересы не отличались особой широтой – Дарси интересовался сельским хозяйством, деревней, животными и своими немногочисленными друзьями. Однако чувства его были глубокими и искренними. Элен подозревала, что Дарси волнует и пугает та роль, которую ему в будущем предстоит играть в Монткалме, но он избегал этой темы, и она тактично тоже не затрагивала ее.
Вскоре Элен поняла, что и она для Дарси много значит. Он вел себя очень ласково, чуть ли не с робостью приглашал ее куда-нибудь, застенчиво спрашивал, можно ли будет с ней встретиться еще раз. Однако она не испытывала ни малейшего давления с его стороны. Только иногда по его глазам Элен догадывалась, что она для него больше, чем приятельница, с которой можно погулять или спокойно посидеть в пабе за пинтой пива.
Поняв это, Элен не на шутку забеспокоилась.
«Не нужно было до этого доводить, – сказала она себе. – Это нечестно по отношению к нему».
Но когда она уже совсем было решилась не видеться с ним, ей тут же стало его очень не хватать.
«Зачем? – подумала она. – Зачем отказывать нам обоим в удовольствии, поддаваясь какому-то смутному, необоснованному страху? Я не хочу расставаться с Дарси!»
И их встречи продолжались.
По молчаливому соглашению они дружили только вдвоем. И больше ни с кем не встречались. Элен никогда не упоминала про Дарси в Фоллиз-Хаусе, теперь он не приходил к ней туда, а они встречались в других местах.
«Сейчас все очень заняты, – оправдывалась сама перед собой Элен. – Вот когда сыграют спектакль, тогда, может быть, мы соберемся все вместе».
Но эта перспектива ее не обрадовала, и она поспешила выбросить подобные мысли из головы.