– Я была зла и раздосадована и говорила, не думая. Вы правы. Мне нельзя было затевать этого в одиночку. Но я хотела убедить короля вернуть вам сына.

– И вот вы отправляетесь из моего укрепленного замка в лес, чтобы порадовать в мою честь тамошних негодяев и разбойников. Я просто потрясен той отвагой и самоотверженностью, с какими вы решаете мои дела.

Кровь отхлынула от ее лица, и оно побелело, его слова жестоко ранили ее, но он безжалостно продолжал:

– Очевидно, вам ни разу не пришло в голову, что мне может быть противна любая помощь от короля. Ведь такая помощь влечет за собой благодарность, обязанность. Быть же обязанным королю – все равно что быть в долгу у ростовщика: проценты растут постоянно. Королю никогда не бывает достаточно ни наших денег, ни нашего времени, ни наших солдат. Иоанн никогда не вернет мне сына, если не будет к этому принужден или если я не дам ему еще большего залога.

Снова отвернувшись от нее, он посмотрел на унылый осенний двор. Толстые стекла окна искажали формы предметов снаружи. Рольф поскреб рукой каменный выступ. Дыхание его резко вырывалось сквозь стиснутые зубы. Он пытался сохранять контроль над собой, сосредоточившись на этом выступе и стараясь не глядеть в темное будущее.

– Вы даже не отдаете себе отчета в том, что наделали, – прошептал он в глубокой тишине. От его дыхания стекла окна запотели. Позади послышался шорох шелковых туфель Эннис. Вот она положила руку ему на плечо. Но он сделал вид, что не обращает на это внимания. Он глядел себе под ноги. Мускулы его напряглись, и рука мгновенно исчезла с его плеча.

Подол его плаща был в грязи. Там, где он волочился по полу, остались мокрые полоски и комочки земли. На сапогах налип такой толстый слой засыхающей глины, что шпоры не звенели, полностью ею залепленные.

– Милорд, – произнесла Эннис едва слышно, и он наконец обернулся с чувством внезапной усталости. Лицо ее хранило следы слез, а в глазах было нечто такое, что потрясло его до глубины души. Ему был знаком этот взгляд. Много раз он его видел во Франции, в Ирландии, в Уэльсе, в Англии… Это был опустошенный взгляд ребенка, лишившегося всего, что давало ему ощущение безопасности, взгляд вдовы, на глазах которой убили мужа, взгляд матери, потерявшей детей; временами ему снилось, что такой пустой взгляд был у него самого.

Горло перехватило, он протянул руки и привлек ее к себе.

– Я так боялся потерять вас, – сказал он отрывисто и прижался щекой к ее завитым волосам. – Я искал на постоялых дворах, в монастырях, в придорожных канавах и в стогах сена, в полусожженных лачугах, где вы могли ночевать…

Она прижалась к нему и прошептала, положив палец на его губы:

– Я так хотела помочь вам… Я поступила глупо. Пожалуйста, простите меня.

Напряжение отчасти спало. Он вздохнул и поцеловал ее пальцы.

– Может быть, вы поступили так, как следовало действовать мне. С королем никогда ничего не знаешь наверняка. Я надеялся, что он рассмотрит возвращение ваших земель и моего сына, если я докажу свои законные права, и я это сделал, подав прошение верховному судье.

– Но он все-таки согласился на переговоры о передаче в казну моих земель. – Эннис спрятала руки в складках его плаща. – Мы вчера говорили об этом, и он послал писца подготовить послание Сибруку.

Рольф только покачал головой:

– Для отвода глаз он пишет множество писем.

– Но он обещал скрепить это своей печатью… Вы действительно считаете это бесполезным?

– А вы действительно считаете, что Тарстона Сибрука могут тронуть письма?

– Да, если король угрожает штрафом и наказанием. Вы думаете, король не пойдет на это?

– Я не знаю. – Он снова глубоко вздохнул и огляделся. Впервые с того момента, как они вошли, он решил оглядеть комнату, которую им предоставили. Она была небольшой, но обставлена элегантно. Ему показалось странным, что в этом переполненном дворце у Эннис отдельный покой.

– Вы занимаете эту комнату? – с удивлением спросил он.

– Нет, я живу на женской половине. Наверное, король хотел, чтобы мы побыли одни для… разговора…

Последнее слово она произнесла с ударением. Было ясно, что Иоанну хотелось дать понять всем, что Рольф волен проучить свою жену – хоть ремнем, хоть оплеухой. Если бы Эннис, подобно большинству женщин, которых знал Рольф, стала бы умолять короля проявить милосердие, то он наверняка бы его проявил. Ибо он всегда бывал милосерден, если в благодарность мог потребовать уступчивости от женщины.

Рольф продолжил осмотр комнаты. Здесь была большая кровать с королевской эмблемой на толстых занавесях, стол, стулья, ковры и свечи в канделябрах. Стены были украшены резьбой и гобеленами. Вдруг он нахмурился.

Что-то было не в порядке, какая-то лишняя деталь. Но этого оказалось достаточно, чтобы привлечь его внимание. Поверх головы Эннис, которая стояла, прижавшись к нему и спрятав лицо у него на груди, он еще раз осмотрел комнату. И вдруг увидел.

Знаком велев Эннис молчать, он аккуратно обвел ее вокруг комнаты и посадил на кровать, потом сел и сам, не обращая внимания на свою грязную одежду. Когда Эннис повернулась к нему и собралась уже заговорить, он вновь предостерегающе покачал головой и пальцем показал на стену. Она посмотрела в указанном направлении.

Стена была обита деревянными квадратными медальонами, частью покрытыми краской, а частью – лакированными. В центре окрашенных квадратов были нарисованы звезды, а в центре одной из этих звезд – крошечная дырочка. Это было специальное отверстие для подслушивания. Рольф обнаружил его благодаря хорошему знанию нрава и методов Иоанна. За шелковыми занавесями кровати их не могли видеть неведомые соглядатаи, но все звуки, конечно, до них долетали.