– А это похоже на шутку, по-вашему?

– Не знаю, – пробормотал ее собеседник.

– Может быть, вы знаете какого-нибудь индивидуума с сильно развитым чувством юмора, – в саркастическом настроении Амалия была способна употреблять и не такие витиеватые выражения, – который мог бы потратить свое время на составление анонимного письма, а также деньги на покупку марки и конверта, чтобы удивить вас? Кто-нибудь в вашем окружении способен на такие выходки?

Степан Александрович покачал головой.

– У вас есть враги?

– Думаю, они у всех есть, – пробормотал Севастьянов, глядя на Мышку, которая, как завороженная, смотрела на огонь, весело потрескивавший в камине. – Но… чтобы посылать такие письма… – Он сконфуженно умолк. – Я не знаю, с какой целью вообще…

Амалия пожала плечами.

– С целью шантажа, например, – спокойно заметила она. – Некто считает, что вы убили жену. В своем первом письме он дает вам понять, что знает вашу тайну. Скоро вы получите второе, в котором окажется требование денег.

– Все очень странно, – вздохнул гость. Его широкие плечи поникли, и теперь перед Амалией сидел безнадежно уставший, запутавшийся человек. – Если Натали живет в Крыму с этим Домбровским… Допустим, ей нужны деньги, я многое могу понять… Или он ее бросил, и она стыдится вернуться ко мне? Но второе письмо… Я просто не знаю, что и думать, – беспомощно закончил Степан Александрович.

Амалия нахмурилась. Чем дальше, тем загадочнее становилась его история, а Амалию интриговали загадочные истории.

– Именно поэтому вы и хотите найти Домбровского? – спросила она.

– Да. Я должен убедиться, что с Натали все в порядке. Если она больна или нуждается в заботе… Я ее не оставлю, – заключил он.

Амалия слушала его, и ее разбирали грусть и досада. Неужели это и есть любовь? Удивительная готовность стерпеть любое унижение от существа, которое тебе дорого, странное самоотречение во имя женщины, которая вряд ли способна его оценить…

– И еще одно мне непонятно, – бормотал Севастьянов, глядя на огонь. – Если она мне писала раньше, то куда могли деться те письма? Загадка какая-то…

– Ну, куда делись остальные письма, я думаю, можно выяснить, – заметила Амалия. – А вы спрашивали у Федота Федотыча?

Севастьянов сконфуженно мигнул.

– Я… Нет, мне и в голову не пришло. Думаете, надо было у него навести справки? Но ведь на почту приносят столько писем, разве он может все их запомнить…

Амалия вспомнила, как Федот Федотыч вытягивал шею, чтобы услышать ее недавний разговор со Степаном Александровичем, и улыбнулась.

– Что-то мне подсказывает, вы недооцениваете профессиональную память вашего почтмейстера, – весело сказала она. – Лично я могу биться об заклад, что он запоминает не только приходящие, но и отправленные письма… причем не исключено, что вместе с текстом. Теперь что касается меня… – Она глубоко вздохнула. – Можете быть спокойны, запрос о Домбровском я сделаю. Хотя… – Она подняла со стола первое письмо и тщательно оглядела его со всех сторон.

– Что? – быстро спросил Севастьянов.

– На вашем месте, – спокойно и рассудительно заговорила Амалия, – я бы приготовилась к тому, что господин Домбровский никогда не бывал в Ялте, равно как и ваша жена. Примите мои слова как дружеский совет.

– Почему вы так думаете?

Амалия кивнула на письмо.

– Видите? Конверт из самых дешевых, серая бумага… Писал, очевидно, человек, который находится в очень стесненных обстоятельствах. Человек, которому до крайности нужны деньги, а тут как раз ваше объявление…

– Но почерк! – вскинулся Степан Александрович. – Я же говорю вам: почерк точно Натали!

– Стало быть, у мошенника под рукой оказалось письмо вашей жены, – не стала спорить Амалия. – Скажите мне, только положа руку на сердце: такое совершенно невозможно?

Севастьянов задумался.

– Может быть, – нехотя пробормотал он. – Да и потом, ее просьба… триста рублей… – Он передернул своими могучими плечами. – Я, если вам угодно знать, не слишком богат. И Натали… она тоже знает, что для меня это большие деньги.

– Расскажите мне о ней, – попросила Амалия тихо. – Что она за человек? Где вы с ней познакомились, какое впечатление она на вас произвела?

Севастьянов утер рукою лоб.

– Познакомились? Я ездил в Москву, в гости к Настасье Сильвестровне… Думал, прескучнейшая будет поездка, ан нет. Захотел разнообразия ради прокатиться на конке… у нас-то в городе, сами понимаете, ничего подобного нет… И сел рядом с ней. – Он говорил, и по его широкому лицу разливалась блаженная улыбка. – Слово за слово, так и разговорились… Потом стали встречаться. Она была артистка… но ей тогда пришлось нелегко из-за процесса.

– Какого процесса? – быстро спросила Амалия.

Севастьянов хмуро покосился на нее.

– Можете не воображать себе всякие ужасы, Натали там была вовсе ни при чем. Просто один ее знакомый… очень хороший знакомый… чиновник, уважаемый человек, в министерстве служил… попал под суд за растрату. Оправдаться ему не удалось, слишком о больших деньгах шла речь. Его осудили и приговорили к ссылке в Сибирь. Натали тогда очень переживала…

Амалия кивнула с понимающим видом. В переводе на язык реальности вся эта история звучала бы так: чиновник, уважаемый человек, который содержал Натали, из-за нее проворовался и отбыл в места, прямо скажем, достаточно отдаленные от нее, после чего сладкой жизни содержанки, разумеется, пришел конец. Но тут ей как нельзя кстати подвернулся неуклюжий провинциал, который был готов ради нее даже на большее, чем прегрешение против восьмой заповеди, той, которая звучит как «не укради». Потому что он был готов на ней жениться.

А Севастьянов рассказывал, какая Натали была красивая («немного на вас похожа», простодушно прибавил он), как все в Д. были от нее без ума, как она очаровала местное общество… И все было хорошо до того дня, когда она исчезла. Исчезла внезапно, он даже не мог подумать… Они отправились на вечер к его бывшей невесте, Ольге Пантелеевне, и Натали казалась такой веселой, такой оживленной… Она пожала ему руку, сказала, что выйдет ненадолго подышать свежим воздухом, и…

– Я думал, что сойду с ума… – бормотал Севастьянов, стиснув руки и глядя на огонь. – И сразу же стал искать того человека, Домбровского. Помнится, она увидела его в Д. и как-то странно обрадовалась встрече с ним… и я только потом понял, что это значило… Но он уже исчез, конечно, вместе с ней. Потом Марья Никитишна сказала мне, что видела их вдвоем незадолго до того вечера в лимонадной Шмайхеля и что Натали обещала ему куда-то прийти…

Амалия поморщилась и спросила:

– Марья Никитишна – это кто?

– Старая дама, местная сплетница… – ответил Севастьянов и, хотя его слова были чистейшей правдой, все равно сконфузился оттого, что опустился до невежливости. – Наверное, там они и условились о встрече… Все остальное вы уже знаете. Я ушел со службы, стал рассылать объявления в газеты… все думал, что, может быть, она вернется… бывает же иногда такое… Ведь вот и Любовь Осиповна тоже вернулась, – неожиданно прибавил он.

Амалия хотела, конечно, сказать, что Любовь Осиповна – особый случай, но поглядела на лицо своего собеседника и решила не растравлять его рану.

– Конечно, мне приходили письма в ответ на объявления… То дамы писали, пытаясь меня утешить, мол, моя жена не стоит того, чтобы о ней думать, то какой-то священник прислал целое нравоучение, что я должен радоваться испытанию и извлечь из него уроки… А сегодня…