— Рассказывать музыку, точно так же, как петь танец. Сказать об этом можно только тренируя состояния психики одновременно с звучанием. Музыка Запада вся состоит из двенадцати звуков. Играет ли оркестр, отдельный инструмент, сложная ли композиция или простенькая — все они состоят из набора двенадцати звуков.

— Не густо.

— Ты уже судья?! Этого и достаточно, и необходимо западным людям.

— Наверное, именно двенадцать звуков не случайно.

— Это так. Если добавить ещё несколько звуков, то такую музыку никто не только не сыграет, но и не воспримет. Я пробовал.

— На белом шуме? Да.

— Что представляет такая музыка?

— Она доступна только сложной физиологии.

— А если через неё тренировать людей Запада?

— Не получится.

— Почему.

— Их слух будет совершать адаптацию звуков. Слушающий будет уверен, что инструмент несколько расстроен.

— Не так ли происходит с умом?

— Ты догадливый.

— Каждый человек, слушающий другого, адаптирует смысл его слов для себя. Поэтому они довольны друг другом, хотя имеют разное основание.

— Разве они говорят не на одну тему?

— Тема одна, но цели и жизненный опыт разный. Потом, когда разрыв окажется ощутимым, будут спорить.

— То есть подгонять под себя?

— Корректировать на себя. В словах «подгонять под себя» звучит отрицание.

— А разве спор — это не отрицание одним другого?

— Найди в споре созидательность. Можно сказать, что один и другой беспокоятся о взаимном понимании.

— Тогда будет не спор, а мирный диалог.

— Тебе, У Сян, виднее. Я ведь не жил в мире отрицаний. Иначе мне не доступны были бы чудеса. Поэтому я обречён во всём чувствовать созидательность.

— И в отрицании?!

— Да.

— Как это? Отрицание — оно и есть отрицание.

— Думай, монах.

— Такое мне не по уму.

— А ты исходи из процессов раскрытия и закрытия. Не будет Ян-состояний, если нет Инь. И наоборот.

— Инь закрывает. Полный Инь — это смерть. Ян раскрывает. Полный Ян…

— Это тоже смерть.

— Как это?

— В мире смертных есть только один путь: от рождения к смерти. Он характеризуется преимуществом Ян-процессов у молодых и перевесом Инь-процессов у старых. Теперь представь себе обратный процесс.

— От старости к молодости?! Разве это дано человеку?

— Вспомни о Малой Смерти. Хотя ты её не практиковал, но, наверное, слышал о ней.

— Малой Смертью практикуется полный Инь?

— Это общие фразы. Вспомни о медленном старении обыденных людей. Почему они старятся?

— Так заложено природой человека.

— Это не ответ для просвещённого монаха.

— Есть механизм старения.

— В чём ты его наблюдаешь?

— Не могу сообразить.

— Не потому, что ты не способен думать. Это из-за отсутствия практики. Ты не умеешь создать «Радужное Тело», то есть, перейти полностью в свет.

— Тогда подскажите, преподобный.

— Мог бы и сам догадаться, что я потерял при этом форму.

— Значит, есть принципы формирования, и есть принципы снятия формы.

— Вот это уже не плохо.

— Тогда получится, что старение — это наращивание принципов формирования.

— Именно так, любезный монах.

— Омолаживать себя, означает развить принципы снятия формы.

— Это так. Теперь вспомни юношей. Для меры они развиваются. Но они при этом формируются.

— Следовательно, есть такое равновесие, когда снимающие форму принципы опережают.

— Это для бессмертных.

— Хорошо, хорошо… Попробую начать с обыденных лю дей. Они практикуют принципы формирования и тем самым старят себя.

— Верно говоришь. Но не хватает ещё понятия внутреннего мира и внешнего, которыми живут смертные.

— Да, я и забыл, что, вырастая, человек снимает внутреннюю потенцию, но создаёт форму во внешнем теле.

— Плохо сказано.

— Зерно имеет форму. Но во внешнем теле есть только потенция дхарм зерна. Затем начинается разрушаться внутренняя форма, и взамен этого, создаётся внешняя форма человека. Дхармы внешнего тела…

— Не философствуй. Не отрывайся от простого наблюдате ля. Но начал неплохо.

— Человек устремлён к формированию. Он несёт собой принципы формирования. Формируется тело, зрение, слух, обоняние, осязание, вкус. То есть шесть органов сознания формируют содержание.

— Вот это хорошо сказано. Содержание, как видишь, тоже рождается. Его нет в готовом виде.

— А как же мир, который был до этого?

— Откуда ты это знаешь?

— Говорят. Есть история, археология. Вы же сами говорите о Будде. Значит, он жил когда-то.

— Вот так незаметно, ты монах скатился из честного наблюдателя в бесчестного умника. Это достойно лишь примитива людей Запада. Ты являешься свидетелем прошлых времён?

— Нет. Я доверяю.

— Кому? Свидетелям? Если они свидетели, то ты их современник.

— Это верно.

— Так чему ты доверяешь?

— Их выводам.

— Откуда идут эти выводы?

— От ума.

— Значит, действительное выстраивается по схемам ума, и это считается «прошлым» и «историческим»?

— Получается, что это так.

— А если принципы ума заменить?

— То и «прошлое» будет другим.

— Ну, наконец-то, лишь бы не подрались два археолога, имеющие разный ум, — пошутил Дон Мен, — но вспомни, У Сян, что ум формирует.